О себе Письменный стол Шкатулка Гостевая Контакты
Ограбление по-русски - Окончание
Ограбление по-русски - Начало
Ограбление по-русски - Продолжение 1
Ограбление по-русски - Продолжение 2
Ограбление по-русски - Окoнчание

  **********
  Сначала всё шло прекрасно. Вадик не паниковал уже несколько дней, вёл себя тише воды, ниже травы. О налёте мы старались не говорить даже наедине. Оба делали вид, что ничего не случилось. Комод пил больше обычного, зато игру в карты совсем забросил. Его что-то мучило. Он вообще в последнее время стал беспокойным, вскидывался по пустякам. Часто ни с того ни с сего озирался по сторонам, словно на него вот-вот набросятся. В разговорах со мной Комод отмалчивался, и, как я ни старался, поднять настроение ему не мог. В душе Комодовского исчез какой-то стержень, который раньше помогал ему держаться.
  – Гоша, вспомни про бабки, – подбадривал я его. – Представь – где-то на свалке у нас лежит куча денег.
  – Я из-за этих денег на мокруху пошёл, – зло отмахивался он. – В глаза людям смотреть не могу, всё чудится, что кто-то догадался и за мной наблюдает. Так и подмывает Надьке рассказать…
  – Чего-чего??
  – Не бойся, не скажу. Я как представлю её лицо после такого…
  – Гоша, тебе лечиться нужно. Водку брось, пей валерьянку.
  – Издеваешься, да? – он бросал на меня косой взгляд и отходил.
  Я старался не унывать. Воспоминания о деньгах приятно грели душу. Мы всё же это сделали, чёрт возьми!.. Об осколках Комоду я решил ничего пока не говорить. Беспокоила неизвестность того, как продвигается расследование. Но покамест до нас никто не добрался.
  Беда пришла как-то вдруг и совсем не с той стороны, откуда можно было ожидать. Утро ничего плохого не предвещало. Я должен был заступить в ночную смену и решил прогуляться. Хотя в карманах по-прежнему не было ни гроша, я чувствовал себя миллионером. Были бы деньги, раскидывал их во все стороны от избытка чувств.
  Осень начинала показывать себя. Накануне всю ночь шёл дождь, и под ногами хлюпала грязь. Но непогода мне была до фонаря. Я бесцельно вышагивал по улицам посёлка, прикидывая, чем бы заняться.
  Навстречу мне семенила какая-то девица, старательно обходя лужи. Я прищурился – её фигура показалась мне знакомой. Светка, что ли? Нет, Светка повыше будет. Девушка подошла ближе, разглядела меня, и лицо её расплылось в радостной улыбке.
  – Ой, кого я вижу!
  – Привет, – осторожно отозвался я. Понадобилось ещё несколько секунд, прежде чем я сообразил, что передо мной Дина, дочка той самой кассирши.
  – Ты что тут делаешь? – удивился я. Дина пританцовывала вокруг меня.
  – Серёжка! Вот это встреча! Ну, как живёшь?
  – Нормально. Ты как?
  – Скучно, – она поморщилась. – Что у нас в Кужме делать? Только пить да с парнями гулять. Приезжай к нам, былое вспомним…
  Она многозначительно подняла бровь. Собственно, вспоминать мне было нечего, до постели у нас с ней не дошло. Но у меня зародилась другая идея. Дина могла рассказать кое-что интересное.
  – Слушай-ка, это ведь твоя мать кассиршей работает? Я не ошибаюсь?
  – Нет, не ошибаешься. Ты что, про грабёж хочешь спросить? Так я ничего не знаю. Мамка такая злая тогда ходила!
  – Что, неужели так много денег взяли?
  – Ты что, там же больше миллиона было! Мамка рассказывала, что мешок с мелочью они не утащили, так и бросили на дороге… Прикол! Вот бы мне столько денег! Мамка говорит, там два мужика было. Да ты же сам слышал, наверное, чего спрашиваешь?
  – А у нас говорили про парня с девушкой…
  – Да, только девка эта переодетым мужиком оказалась. Прикол, да? И как я сама не додумалась мамашину кассу ограбить?
  – Тебе что, мать совсем не жалко?
  – Да ну её! Она в последнее время совсем взбесилась. Придирается по каждому пустяку. Ой, она тут как-то про тебя выспрашивала!
  – Про меня? – я вмиг покрылся холодным потом.
  – Да тут совсем прикол вышел! Она начала у меня в комнате прибираться и пороняла с полки флаконы из-под духов. Ну, и давай разоряться, чтоб я всё это выкинула. Я ей, как путёвая, давай доказывать, что это классный парфюм. Она прицепилась к твоему «Манхэттену» и нюхает, и нюхает…
  – Ну? – у меня замерло сердце.
  – Потом спрашивает: «Ты его на помойке нашла?» Совсем, да?.. Я ей, мол, ты подарил. Она тебя долго вспомнить не могла, потом флакон забрала и куда-то побежала. Ненормальная, да? Я потом до неё докапывалась, чего это она мою коллекцию растаскивает. Бесполезно, не вернула…
  Наверное, я сильно изменился в лице, потому что Дина вдруг замолкла и удивлённо уставилась на меня.
  – Ты чего?
  – Да так. С чего бы ей вдруг «Манхэттен» понадобился?
  – Не знаю я! Говорю же – у неё крыша съехала после того ограбления…
  Она ещё что-то тарахтела, а я смотрел на неё остановившимися глазами и мучительно вспоминал: брызнул я на себя одеколон в тот вечер, когда мы шли на дело, или нет? Может, и брызнул, я это зачастую делал машинально, сам того не замечая. Чёрт, фраерство, кажется, подвело… Неужели кассирша меня узнала?
  Что делать?..
  Дальнейшие расспросы я вести поостерёгся. Дина до сих пор ничего не заподозрила, но может, если я стану трепать языком. А что она вообще делает в Луговом?
  – Да я с мамкой сюда приехала, – затараторила Дина в ответ на мой вопрос. – Её сюда оперативники зачем-то привезли, ну и я увязалась. Они меня, козлы, прикинь, не хотели с собой брать, да разве я отстану? Сто лет в Луговом не была и, наверное, ещё столько же не буду.
  – Ясно… Слушай, милая, мне пора.
  – Торопишься куда-то?
  – Да, дела. Ну, я пошёл.
  – Так ты приезжай в гости-то!..
  Я кивнул Дине и отправился дальше. Перед глазами всё кружилось. Неужели я прокололся на такой фиговине? Невероятно! А может, чёртов одеколон впитался в кожу намертво? Осторожно принюхался к своей куртке. Не чувствую. Но я ведь уже настолько привык к этому запаху…
  Чуть ли не бегом я вернулся домой. Вадик готовил обед и, по обыкновению, курил тут же, у плиты.
  – А ну, понюхай-ка меня! – попросил я его.
  Вадик изумлённо вскинул глаза.
  – На хрена? Ты что, в дерьмо где-то вляпался?
  – Нюхай, говорю.
  Он сунулся к куртке и повёл носом.
  – Ну? Чем пахнет?
  – Да чем от тебя может пахнуть? «Примой» несёт.
  – И всё?
  – Ну, и одеколоном, конечно. Ты же без него никуда.
  Я опустился на стул. Мне хотелось биться об стенку своей непутёвой головой. Какой же я осёл!.. Осёл был, когда автоматически брызнул на себя чёртов «Манхэттен» перед самой операцией, и вдвойне осёл, что в своё время отдал Дине пустой флакон. Я припомнил – она тогда долго клянчила пузырёк, ей очень понравилась его изогнутая форма. А подобного добра мне никогда не было жалко. Лучше бы я пожадничал! И жадность фраера не сгубила бы…
  Второе ужасное известие ожидало меня на работе. Едва мы с Комодом зашли в дежурку, к нам тут же бросился один из коллег.
  – Новость слыхали? Деньги нашлись!
  – Какие деньги? – в первый момент я даже ничего не понял.
  – Ну, деньги, которые по дорогу в Кужму увели! Представляете, парни, поймали какого-то забулдыгу с целой пачкой купюр. Загребли в ментовку, думали, украл где-то. Он ломался, ломался и раскололся, что на свалке нашёл два рюкзака. А там деньги – те самые!..
  Мы с Комодом переглянулись. Не знаю, как я, но он посерел. Мы разом хлопнулись на скамейку. Мне удалось выдавить кривую ухмылку.
  – Неужели правда?
  – Вот, не верят! Да сегодня только об этом и болтают!
  – Так он сам, наверное, и свистнул их!
  – Да нет, он, говорят, видел, как их два хмыря на свалке закапывали. Подождал, пока те далеко отойдут, и откопал. Во дурак! Их надо было хорошенько перепрятать, и тратил бы себе на здоровье понемногу.
  – Серёга, дай-ка закурить, – неожиданно обратился ко мне Комод осипшим голосом.
  – Ты же бросил! – удивился коллега.
  – Снова начал. Дайте закурить, мужики!
  Я молча протянул Комоду сигарету и спички. Удар оказался слишком неожиданным и сильным. Услышанное меня потрясло. Это конец!.. На меня падает подозрение, а теперь ещё и деньги пропали! Я старался не смотреть на Комода. Тот мусолил сигарету дрожащими губами и никак не мог зажечь спичку.
  Смену позвали на инструктаж.
  – Поговорить бы, Серёга, надо, – глухо произнёс Комод.
  Я был с ним согласен. Удобная минута выдалась лишь часа через два. Комод удостоверился, что поблизости никого нет, и подсел ко мне.
  – Что делать будем?
  – Не знаю, – честно признался я. Молчать обо всём дальше было бессмысленно. Пришлось рассказывать Комоду обо всех проблемах.
  – Слушай, Гоша, дело плохо. Ты не всё знаешь…
  – Что там ещё?
  Я откровенно выложил Комоду историю с одеколоном. Тот, слушая, мрачно смотрел в пол.
  – Но ведь это всё ещё не доказательство, да?
  – Да, не доказательство, – вздохнул я. – Но если выйдут на меня – а они выйдут, можешь не сомневаться, кассиршу не на прогулку сюда привезли, – они начнут проверять мои связи, приятелей. А в приятелях только вы с Вадимом. Твои отпечатки подошьют к делу, и мы оба загремим, а Вадик пойдёт вторым эшелоном.
  В глазах Комода запрыгал испуг.
  – А зачем им мои отпечатки?
  – А затем, что мы не все осколки тогда подобрали. Нескольких я так и недосчитался.
  Какое-то время Комод молчал, словно оглушённый. Потом медленно отвернулся к стене.
  – Это кранты, – тихо сказал он. – Всё, больше я так не могу – сидеть и ждать, пока за мной менты придут.
  – Ну-ну, Гоша, раньше времени…
  – Да понимаешь ты – не могу! – он вдруг заговорил сбивчиво и быстро, словно боялся, что его прервут. – Я спать по ночам не могу. Глаза закрою, а передо мной этот… в кабине. Сидит так и смотрит на меня, смотрит. Я его уж на коленях умоляю, прощения прошу. А он головой мотает, дескать, не дождёшься… А по щеке кровь, кровь… Мне всего тридцать, а не поверишь – седеть начал. Ночью этот покойник, днём на работе все жилы… Никак не думал, что таким хилым окажусь. Устал я, Серёга…
  Комод уткнулся головой в ладони и замолк. От его исповеди мне стало нехорошо. Я чуял, что ещё немного – и я тоже слечу с катушек.
  – Гоша, ты… Да не переживай ты так. Давай сделаем ноги из Лугового.
  – Ага, брошу семью и в бега подамся. Сколько лет мы с тобой так бегать будем? Рано или поздно всё равно сцапают.
  – Ну и что же ты делать собираешься?
  – Не знаю. Не знаю!! Я просто устал…
  – Ладно, подумаем вместе. Я утром после работы к тебе забегу, может, что обмозгуем.
  Комод пожал плечами и вышел из дежурки. Я с тоской посмотрел ему вслед. Никакой идеи спасения у меня не было. Не дожидаясь, сдаться самим? И что дальше? Одно я знал твёрдо – в тюрьму я не сяду. Ни за что, лучше застрелиться!.. А пистолет где взять? Стало быть, остаётся… Мои мысли путались.
  Отработав смену, я вернулся домой. Спать не хотелось. Переоделся, перекусил и, так ничего и не придумав, отправился к Комоду. По дороге несколько раз оглянулся – казалось, что за мной следят. Нервы совсем ни к чёрту… Да и Комод хорош – напустил страху. Скоро таким же шизанутым стану, буду шарахаться от каждого столба.
  Подойдя к дому Комода, я заметил необычное оживление. По двору сновали соседи, у подъезда что-то обсуждали старухи. Спросить у них о причине гомона я не решился. Толкнул дверь, зашёл. В квартире кто-то голосил. Мне послышалось что-то вроде «и на кого ты нас покину-ул!» Выла женщина. На хмельную песню это никак не походило.
  Из комнаты в коридор навстречу вынырнул сосед. Выражение его лица мне не понравилось.
  – А где Гошка? – поинтересовался я.
  Он смерил меня взглядом.
  – Опоздал, парень. Нет Гошки.
  – Нет? А где он?
  – Только что в сарае из петли его вынули. Поздно, умер.
  – Что?..
  Я мог вынести всё. Но известие о самоубийстве Комода меня добило. Ноги подкосились, и я, не удержавшись, сполз вниз по стене. Сосед нависал надо мной, как грозовая туча.
  – Когда это случилось? – прохрипел я.
  – Сразу, как он с работы вернулся. Даже домой не зашёл. Ты ведь из одной с ним смены? Чего ж не досмотрел? Не знаешь, из-за чего он повесился?
  Я помотал головой. На большее у меня сил не хватило. Как же это? Как же так получилось?.. Меня вдруг жгуче пронзила мысль о том, что в конце концов я, именно я довёл Гошку Комодовского до самоубийства. Гоша, Гоша, как ты мог?.. Неужели нельзя было придумать что-то другое?
  Не помню, как я добрался до общежития. Всё плыло перед глазами, и в голове крутилось одно: «Это всё из-за меня… Из-за меня…»


  *********
  Известие о самоубийстве одного из сотрудников зоны потрясло Луговой. С недавним ограблением машины связать смерть Комодовского почти никто не догадался. Через два дня после его гибели вахтёрша Мария Васильевна Шмелёва – а среди обитателей общежития, где она работала, известная как тётя Маруся – получила повестку из милиции.
  В первый момент, вытащив грозную бумажку из почтового ящика, Шмелёва перепугалась. Потом, перечитав повестку, она поняла, что её вызывают для дачи свидетельских показаний. Прикинув, что бы это могло значить, и так ничего и не поняв, Шмелёва отправилась в милицию.
  Она осторожно постучала в дверь, обитую фанерой, где висела табличка с именем следователя. В кабинете за столом сидел мужчина средних лет, обложившийся различными папками и стопами бумаг.
  – Вы, что ли, бумажку посылали? – спросила его Шмелёва, обтерев пальцами рот.
  – Да. Давайте её сюда.
  Следователь забрал повестку, предложил вахтёрше стул и взялся за авторучку. Она выжидательно уставилась на него.
  – Фамилия Комодовский вам знакома? – спросил следователь.
  – Комодовский? Это который повесился? А как же! Он в общежитие часто заходил.
  – К кому?
  – К Серёже этому и Вадику. Они у нас в четвёртой комнате живут.
  Следователь осведомился о фамилиях жильцов. Шмелёва недоумевала.
  – А я-то тут с какого боку?
  Следователь пригладил редкие волосы.
  – Мы опрашиваем всех, знавших Комодовского. Когда вы видели его в последний раз?
  – Да он часто заходил в последнее время. Да и не одна я на дежурстве, других вахтёров поспрашивайте.
  – Опросим, не беспокойтесь. Говорите, он заходил лишь в последнее время? В какой период именно?
  – Что я, помню, что ли? С конца августа где-то.
  – А раньше вы его не знали?
  – Да я многих знаю. У нас ведь в общежитии одни военные живут, к ним столько народу ходит!
  Следователь полистал какие-то бумаги.
  – Скажите… А в начале сентября, – он назвал число, – в этот день Комодовского вы видели?
  – Ну вы и спрашиваете! – Мария Васильевна шмыгнула носом. – Разве же я все дни упомню? А что тогда случилось?
  – В тот день ограбили машину с деньгами.
  – А-а! – Шмелёву осенило. – Помню, помню. Точно, я дежурила. Щас, погодите…
  Следователь терпеливо молчал. Вахтёрша наморщила лоб, вспоминая.
  – Погодите… Был он, был. Они тогда ещё пьянку устроили, на всё общежитие музыка орала. Да, вспомнила, точно. Был Комодовский. У нас зачастую как бывает: жильцы перепьются и начинают по коридорам шастать. На пол плюют, окурки бросают. А ты убирайся после них.
  – Эти трое тоже буянили?
  – Нет, они тихо сидели, из комнаты носа не казали. Вот только музыку громко включили. А Комодовский поздно ушёл тогда, совсем пьяный был. Мотало его из стороны в сторону.
  – Так. И сколько времени эта пьянка продолжалась?
  Шмелёва задумалась.
  – Да часа три-четыре уж точно. Они как в семь часов засели, так и продолжали. Не помню, я на будильник не смотрела. Дел полно… Но музыка их мне надоела во как – по горло.
  – Значит, всё это время из комнаты они не выходили?
  – Нет. Хотя погодите! Серёжки не видала, а Вадька выходил. Там, знаете, как получилось… Позвонила какая-то девчушка, а телефон у нас в вахтёрской стоит. Ну, она, значит, Серёжку просит. Я пошла звать. Стучу – не открывают. Потом Вадька вышел. Серёжка, говорит, спит, я сам поговорю. Он, мол, пьяный, Серёжка-то. А я, сколько там работаю, Серёжку пьяным сроду не видела. Ага… Ну, он, Вадька-то, девчушке по телефону так и сказал. А потом, не знаю, сколько времени прошло, этот Комодовский уже уходил, а у меня в вахтёрской двери были открыты. Я их всегда открываю, чтоб видеть, кто приходит. Вот… – Шмелёва снова шмыгнула носом. – И, значит, смотрю, а Серёжка-то за ним и бежит. Трезвый совсем, не знаю, когда успел проспаться. Ну, они там пошептались, он и ушёл.
  – Кто ушёл?
  – Комодовский. А Серёжка обратно вернулся.
  Следователь быстро записывал.
  – Так. А о чём они шептались, вы не слышали?
  – Нет, они тихо говорили. А вы что думаете, они поругались тогда? Вадька по телефону говорил про какую-то ссору… Да ну, неужто он из-за Серёжки повесился? Парень-то смирный, Серёжка-то! Не буянит никогда, вежливый такой… Нет, пожаловаться на него не могу. Не пьёт, главное…
  – А после этого вечера Комодовский ещё приходил в общежитие?
  – Да приходил, конечно. Я ведь за ним особо не смотрела, не приглядывалась. Придёт и уйдёт, мало ли их там ходит? Я потому и запомнила тот вечер, из-за Вадьки. Когда сказал он, что Серёжка пьяный на кровати спит…
  – А в комнату вас тогда Вадим не впустил?
  – Нет, он только дверь чуть приоткрыл… Ещё что-то спрашивать будете?
  Следователь задал несколько ничего не значащих вопросов и разрешил идти. Шмелёва вышла, так и не поняв – зачем вызывали? При чём здесь она, раз повесился Комодовский?..


  **********
  Новость о самоубийстве Комода обеспокоила Вадика куда меньше, чем меня. Гораздо сильнее его поразило известие о пропаже денег. Он ходил, как в воду опущенный, изредка поглядывал в мою сторону и, чувствовалось, о чём-то напряжённо думал. Я не знал, чем заняться. Целыми днями лежал на постели и нещадно изводил лёгкие никотином. Минутами накатывало желание сорваться с места и дать дёру – куда угодно, лишь бы подальше от этого посёлка, где на меня разом навалилось столько неприятностей. Потом я вспоминал Гошкины слова о том, что всё равно найдут. Что, ну что мне теперь делать?.. Не успокаивало даже то, что за мной до сих пор не пришли из ментовки и даже не прислали повестку. Может быть, всё ещё образуется, на меня не выйдут? В крайнем случае, буду от всего отпираться. Прямых улик против меня нет. Зато есть железное алиби, а Комод в тот вечер мог прийти к нам и позже, уже после того, как с кем-то побывал на лесной дороге. Паскудно, конечно, всё валить на мёртвого Гошку, но ему теперь без разницы, а у меня ещё есть шанс… Я внушал себе, что всё по-прежнему в порядке, что преступники попадаются как раз на том, что в случае опасности идут на активные действия. А я сижу себе спокойно, никого не трогаю, ничего не предпринимаю. И вообще, не знаю, о чём речь, мать вашу!.. Но чувствовал, как над головой сгущаются тучи.
  Тут-то это и случилось. Мы с Вадимом находились в комнате, только что пообедали и завалились каждый на свою койку. Вадик включил магнитофон и мычал под музыку что-то невразумительное. Я, стараясь отвлечься, взялся было за книжку, но не мог даже вчитаться в строчки. В мозгах надсадно зудели одни и те же мысли. Что теперь будет?..
  Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Это пришли менты! Сигануть в окно? И что этим выиграю?.. Я перевёл взгляд на Вадика. Он тоже был напуган. Нужно было на что-то решаться.
  – Открыто! – крикнул я и приподнялся на локте. Пусть видят, козлы, что я не боюсь.
  В комнату вошла тётя Маруся, обвела глазами беспорядок, который мы устроили за последние дни. Прибираться не хотелось ни мне, ни Вадику.
  – Ну и бардак! – осуждающе покачала головой вахтёрша. – Заняться вам нечем?
  Я несколько расслабился. Тётя Маруся – это не милиция. Её увещевания меня не пугали. Вахтёрша имела нехорошую привычку время от времени заглядывать в комнаты жильцов. Она, похоже, была помешана на гигиене.
  – Да приберёмся потом, тёть Маруся, – лениво отозвался я. – Сейчас настроение не то.
  – Куда уж там настроение!.. – вахтёрша уселась на стул, и тот скрипнул под её тяжестью. – Ты мне вот что, Серёжка, скажи – ты поругался, что ли, с приятелем своим?
  – С которым? С Вадиком? Да нет, он вон, зубы скалит.
  – Да с этим, который раньше к вам сюда ходил, а потом повесился.
  Моё сердце тревожно заныло. Вадик выключил магнитофон.
  – Мы с ним не ругались. С чего вы взяли?
  – Да в милицию меня вчера вызывали. Выпытывали, часто ли он к вам ходил, про вас расспрашивали. Ты мне скажи, если что было, а то этот следователь мне много чего наговорил.
  Вот оно! Они всё же вышли на меня. Рано или поздно это должно было случиться. Тётя Маруся всегда отличалась болтливостью, а следователь, вероятно, не предупредил её о том, что о такой беседе нужно помалкивать… А теперь пришла любопытствовать, узнать подробности из первых рук. А ну-ка, я её сам расколю!
  – А о чём он вас расспрашивал?
  – Да больше о том вечере, когда вы тут пили. Музыка у вас ещё была. Когда девчушка-то тебе звонила, помнишь? А, ты, наверно, не помнишь, ты же спал. Вадька за тебя к телефону подходил.
  – Ну, подходил, – подтвердил Вадик срывающимся голосом.
  – Помню, – небрежно кивнул я. – Он потом мне говорил об этом. Мы тогда и правда здорово перебрали.
  – А когда ты проспаться-то успел? Ну, когда приятеля своего провожал. Я ведь в дверь видела – ты совсем трезвый был.
  У меня внутри всё оборвалось. Моё алиби распадалось.
  – Да вы что, я тогда пьянёхонек…
  – Не ври, не ври, я помню. Ты трезвый был, как стёклышко, а вот приятель твой пьяный – это да. Вы подрались с ним, что ли?
  – Нет, не подрались, – просипел я. – Повздорили немножко.
  – Вот, и я так в милиции сказала…
  – А то, что я пьян был, тоже говорили?
  – Да трезвый ты был! Что я, пьяных не видала? Следователь про это вот так же, как ты сейчас, выспрашивал.
  – Так вы сказали или нет?
  – Конечно, сказала! Так и сказала, что ты никогда не пьёшь и в коридоре трезвый был. А из-за чего вы с ним поругались-то? Ты в следующий раз думай головой. У него ведь двое детей осталось, жена убивается, небось…
  Я не отвечал. Алиби всё-таки обрушилось и придавило меня обломками. Вадик молча прижался к стене.
  – Ладно, пойду я, – вахтёрша вздохнула и поднялась со стула. – А в комнате вы всё же приберитесь. К вам ведь гости ходят, неудобно.
  Её слова о гостях показались мне зловещими. Как будто она намекнула о скором приходе ментов с наручниками. Удовлетворив своё любопытство, тётя Маруся ушла, а мы с Вадиком остались сидеть, вконец раздавленные последней новостью.
  – Слыхал? – горько усмехнулся я. – А алиби-то, оказывается, нет!
  – А кой чёрт тебя понёс тогда за Комодом? – взорвался вдруг Вадик. – Ты идиот, ты знаешь, что наделал? Ты меня подставил!..
  – А у тебя где голова была? – возразил я, тоже сорвавшись на крик. – Ты не мог сказать ей что-нибудь другое?
  – А что? Ты же сам это придумал! Ты сам велел мне говорить, что пьян и спишь! Ну, как теперь будешь выкручиваться? Нет, зачем я с вами связался?!..
  На это мне ответить было нечего. Всё обернулось против меня. Ну кто заставил тогда Светку позвонить мне? Почему я не вспомнил про осколки сразу же и засветился в коридоре совершенно трезвый? Какой дьявол меня дёрнул вообще затеять эту авантюру?
  Вадик вдруг метнулся с койки и начал натягивать кроссовки.
  – Ты куда это собрался?
  – В ментовку! Сдаваться! Не хочу ждать, пока за мной сюда придут! Явка с повинной – она, знаешь…
  – Стой! – я тоже спрыгнул с койки. Вадик отскочил к стене и схватил, защищаясь, стул.
  – Снова кулаками размахивать начнёшь? Мы всё равно провалились, ясно тебе? Даже если ты меня свяжешь и под кровать затолкаешь, они тебя один хрен заметут! Ты мне, козёл, жизнь поломал! Соучастником сделал, гад! Большие деньги, большие деньги… Где они, твои деньги? Давно уже в ментовке лежат. И мы там же окажемся. Жаль, Комод удавился, иначе и он бы с нами по этапу пошёл!
  – Ты Гошку не трогай! – взревел я. – Ты, сука, только о себе думаешь! Да, провалились, а он-то здесь при чём?
  – А при том, что это он охранника убил! Сказали бы вы мне в тот же вечер, я не стал бы дожидаться, тогда же в милицию пошёл бы!
  Мной вдруг овладело безразличие ко всему на свете. Я опустился обратно на постель.
  – Чёрт с тобой. Иди куда хочешь. Можешь передать от меня привет следователю.
  Вадик опасливо покосился на меня, протиснулся по стеночке к шкафу и, порывшись, достал из-под тряпья пистолет. Сунул его в карман. Я молча смотрел в окно.
  – Серёга, а Серёга! – жалобно проскулил Вадик. – Пойдём вместе. Глядишь, и срок сбавят…
  – Иди отсюда, падла, пока я сам тебя не пришиб…
  – Ладно, – процедил он. – Но смотри, я тебя жалеть не собираюсь.
  – Убирайся нахрен!
  Дверь за Вадимом захлопнулась. Он ушёл.


  **********
  Я снова подхожу к окну и молча смотрю на пустырь. Осень и мрак. Вот так же пусто и у меня в душе. Всё кончено. Ничего не справить, не переиграть. Сколько можно тянуть? Ничто хорошее меня уже не ждёт.
  Я запираю дверь. Придут – пускай выламывают. Я им помогать не собираюсь. Сколько ещё пройдёт времени, пока за дверью не раздадутся шаги ментов? Не сидеть же здесь, как зайцу в западне.
  Я беру бритву, которой брился ещё сегодня утром, и полосую лезвием сначала одно запястье, потом другое. Затем сажусь на койку, откидываюсь на подушку и наблюдаю, как кровь заливает покрывало. К чёрту всё! К чёрту всю эту историю! Боли почти нет, вот только горло душит ненужное чувство. Слёзы не к лицу мужчине. Каяться я тоже не собираюсь. Дело не выгорело. Ограбление по-русски… Только у нас идут на преступление оттого, что не получают месяцами зарплату. Только у нас можешь проколоться на том, что не пьёшь. Только у нас попасться можно из-за привязанности к хорошему одеколону. Ну как я не предусмотрел всего этого?.. Ограбление было разыграно, как по нотам, и после этого провалиться на такой ерунде! Хотя плевать, теперь для меня всё равно. Какая разница – жить или не жить, когда всё, что было, уже потеряно? Чёрт с ней, с этой неудавшейся жизнью. Лишь бы меня не успели застать те, которые скоро затопают в коридоре сапогами. Пусто впереди, пусто… Ваша карта бита, сударь! Я поставил на неё всё и всё проиграл. Что ж, бывает… Удача покатилась под откос. Если не можешь жить по-настоящему, рисково, то стоит ли существовать?..

 

 

 

Копил, копил, да черта и купил.

Не положа, не ищут.

За худым пойдешь, худое и найдешь.


(C) 2009-2012 KAPsoft inc.