Ограбление по-русски - Продолжение 2
Ограбление по-русски - Начало
Ограбление по-русски - Продолжение 1
Ограбление по-русски - Продолжение 2
Ограбление по-русски - Окoнчание
**********
Вадик нервничал. Ему казалось, что время давно истекло, что приятели влипли в историю и уже дают свидетельские показания следователю. Он сделал всё, как велели – скрутил одеяло на постели Сергея так, словно под ним кто-то лежит, расставил на столе стаканы, бутылку и нехитрую закуску. Хрипло и неразборчиво орал магнитофон. Со стороны казалось, что в комнате идёт хорошая мужская пьянка.
Сам Вадик почти не прикоснулся к водке. Он тянул из пачки сигарету за сигаретой, поглядывал на часы и от нетерпения притопывал ногой. По правде сказать, его не особенно заботила судьба сообщников. Но в дело был замешан он сам, это его «газовуха» должна была пальнуть там, на ухабистой бетонке. Временами Вадик уже жалел, что ввязался в эту авантюру с ограблением. Не дай бог, у них там что-нибудь не выгорит и операция провалится. «Мамочки родные, меня же посадят!» – думал он и хватался за голову. Потом вспоминал непрошибаемую уверенность приятелей в успехе и немного успокаивался. Да нет, всё будет хорошо, они возьмут фургон с деньгами. Просто не надо вякать и паниковать раньше времени. Серёга и Комод парни сильные, неужели не справятся с каким-то охранником?.. Не трясись, Вадим, говорил он себе, всё будет в порядке.
Под потолком плавали клубы табачного дыма. Вадик уже несколько разменял кассету в магнитофоне. Его так и подмывало высунуться в окно и высматривать приятелей – не возвращаются ли? Чёрт бы их побрал… Комод Вадиму не нравился – слишком подозрительный, то и дело наезжает с угрозами. Серёга поспокойнее, но у него такие бешеные глаза, кто знает, что на уме? Конечно, если их заметут, они его сразу же выдадут… Господи, лишь бы не потеряли пистолет, ведь на нём его, Вадика, отпечатки пальцев.
В дверь неожиданно постучали. Сердце Вадима бухнуло и, кажется, опустилось куда-то в желудок. Он обморочно замер. Не открывать?.. Пускай думают, что из-за громкой музыки стука не слышно. Но ведь засветиться-то для алиби надо! Серёга советовал создать видимость крупной попойки, только двери широко не распахивать, дабы не увидели, что в комнате один лишь Вадик.
Стук повторился. Вадим глубоко вздохнул и – будь что будет! – приоткрыл дверь.
На пороге стояла вахтёрша, тётя Маруся. Она неодобрительно прислушалась к громким звукам магнитофона.
– Пьёте, что ли?
Вадик вспомнил, что надо держаться естественно.
– Гуляем, тёть Марусь, – заулыбался он, держась рукой за косяк.
– Соседа твоего к телефону зовут.
– Кто?
– Не знаю.
Вот это влип! Не скажешь ведь, что Сергея нет дома. Что же делать?..
– Да он, тёть Марусь, это… Вырубился уже, вон, видите, дрыхнет…
– Ну, мне всё равно. Буди его, разбирайтесь сами.
Вахтёрша бросила любопытный взгляд в щель двери, которую Вадик прикрывал грудью, как амбразуру, и пошла вперевалку по коридору. «Старая курица!» – ругнулся шёпотом ей вслед Вадим. Кто там ещё названивает соседу так не вовремя? Самому ответить, что ли?
Он предусмотрительно запер дверь комнаты на ключ и отправился к телефону. Трубка так и лежала на столе вахтёрши.
– Алло! – помедлив, произнёс Вадик. На какую-то долю секунды у него мелькнула мысль, что это звонят из милиции, и страшно его перепугала. Но в трубке раздался голос Светки, Серёгиной подруги.
– Кто это? Серёжа, это ты?
– Нет, это его сосед.
– А Серёжка где?
– Спит он.
– Как это спит? – в голосе Светки появились требовательные нотки. – Давай, буди его.
– Да он того… Перепил малость.
– Вот ещё новости! – она помолчала. – Сам он мне не звонит, в гости не приходит, а теперь ещё и к телефону не дозовёшься… Слушай, ты ведь Вадик? А ну, зови его сейчас же!
– Свет, я же тебе говорю – он не может подойти. Его сейчас пушкой не подымешь. Ты что, его пьяным не видела?
– Представь себе, не видела!
Вадик поймал внимательный взгляд вахтёрши и вдруг вспомнил, что Сергей действительно почти никогда не пьёт, тем более в общаге, тем более вот так, в дым… Надо было как-то выкручиваться.
– А сегодня выпил. Он… – Вадик чуть не брякнул: «Письмо из дома получил», но удержался – вся почта в общежитии проходила через вахтёршу. – Он поссорился сегодня с кем-то.
– С кем?
– Господи, да откуда я знаю! Позвони завтра и узнай всё сама.
Нет, до чего всё же настырная девица! И как Серёга с ней ещё встречается? Будь Вадик на его месте, давно бы её бросил…
Светка, однако, поняла всё по-другому.
– У него что, другая подружка завелась?
– Да нет у него никакой подружки! – вспылил Вадик. – Сказал же – завтра с ним разбирайся. А сегодня он пьян. Понимаешь ты?.. В доску он пьяный!
– Ну, хорошо, – спокойно и деловито отозвалась Светка. – Как проснётся, передай, что я ему завтра такое устрою!..
– Ладно, ладно. Устраивай, что хочешь. Передам обязательно.
Вадик повесил трубку, многозначительно улыбнулся тёте Марусе – вот они, дамы сердца, одна морока! – и на негнущихся ногах вернулся в комнату.
На этот раз вывернулся. Но если случится что-нибудь ещё, тогда опять самому отдуваться?.. А приятелей всё не было. Сколько можно ждать? Неужели и впрямь что-то случилось?..
**********
Сменные брюки и обувь я позаботился спрятать рядом с лодкой ещё до ограбления. Загнав мотоцикл подальше в кусты, мы переоделись и на всякий случай стёрли с «Явы» возможные отпечатки пальцев. В старую одежду завернули два кирпича и, отплыв подальше от берега, бултыхнули свёрток в воду. Теперь менты запарятся искать то барахло, в котором мы грабили фургон. Ключ от зажигания тоже полетел в воду. А куртка – так в таких полпосёлка ходит, не докажут.
Поработав вёслами, Комод протрезвел окончательно. Он посапывал и вертел головой по сторонам, всматриваясь в берега реки. Было уже совсем темно, кругом ни огонька. Это нам было на руку.
– Ну как, успокоился? – бросил я Комоду. Я был страшно зол на него за кастет и охранника. Подумать только, сделал меня соучастником убийства, олух! Втянул в историю! Теперь остаётся молить Бога, чтоб нас не нашли. Следов мы не оставили, одежду выбросили в реку, на мотоцикле отпечатков нет – а если и найдутся, так мы на нём, в конце концов, на рыбалку ездили, свидетели на такое дело всегда сыщутся… По времени, кажется, ещё укладываемся. Самое трудное позади. Нужно лишь спрятать сумку и рюкзак с деньгами на свалке. В общагу их нести, конечно, опасно. Выждем время – пусть страсти утихомирятся, – а уж потом как-нибудь откопаем.
Комод бубнил что-то себе под нос. Я прислушался. «Дурак, дятел, – бранился он. – Вернёмся в общагу – упьюсь в стельку, мля…»
– Ещё чего! – вскинулся я. – Ты и так уже дел наворотил!
– Серёга, клянусь – гадом буду, даже по пьянке никому ничего не сболтну! Разве ж я не понимаю, чего наделал? Знаешь, я… Не могу… Боюсь я…
– Да чего теперь-то бояться? Всё уже сделали.
– Да я не этого… Боюсь, что завтра-послезавтра, когда весь Луговой на ушах стоять будет, у меня того… Ну… Душа не выдержит.
– Расколешься?
– Нет, конечно. Но что я буду… Не знаю. Серый, я же человека убил! – он замычал, качаясь взад-вперёд, словно его скручивало изнутри. – Серёга, ну я не могу-у… Ты… Ты обматери меня снова – может, легче станет.
Ехидничать я не собирался. Поэтому махнул рукой и посмотрел на часы.
– Потом с этим разберёмся. Лучше давай-ка ходу прибавим.
Шёл уже одиннадцатый час вечера. Мы наконец пристали к берегу. Вытащили сумку и рюкзак, я длинным шестом оттолкнул лодку, и она, вихляясь, поплыла вниз по течению.
Добравшись до свалки, мы осмотрелись.
– Вот здесь, – предложил Комод, ткнув пальцем в одну из мусорных куч. Я прислушался, но ничего подозрительного не услышал. На всякий случай, велел Комоду говорить потише и взялся за сапёрную лопатку. Земля была и вправду мягкая, лезвие хорошо входило в почву. Яму мы выкопали довольно быстро.
– Так, давай сюда сумки.
Комод подал мне рюкзак. Я опустил его в яму и вдруг выпрямился. В тишине мои уши уловили какой-то странный звук.
– Стой! Тут кто-то есть!
– Да какого чёрта… – шёпотом ругнулся Комод и двинулся на цыпочках в сторону шума. Я замер. Не знаю, что бы мы сделали, если бы вдруг обнаружили здесь человека. Я был в таком состоянии, что, может, и пришиб бы ненужного свидетеля сам. О Комоде и говорить нечего – нервы у напарника и так совсем ни к чёрту после того кошмара на бетонке… Но из-за груды мусора вдруг выскочила ободранная псина и задала стрекача. Мы оба облегчённо вздохнули. Пронесло!
Утрамбовав ногами засыпанную яму, мы набросали сверху мусор, постарались запомнить место и отправились домой. Комод размахивал сапёрной лопаткой, как палицей, и чуть не сшиб меня с ног.
– Да спрячь ты её за пазуху, идиот! – не выдержал я. – Нам эту лопату светить ни к чему!
До общаги добрались благополучно. По пути домой нам никто не попался, лишь однажды издали донеслись чьи-то голоса, и мы присели за оградой. Но всё и на это раз обошлось.
– Вадику про охранника пока ничего говорить не будем, – предложил я Комоду, пробираясь по пустырю к нашему окну.
– Всё равно узнает…
– Чем позже, тем лучше. Иначе, чего доброго, у него крышу снесёт окончательно.
– Да у меня самого уже крышу сорвало… Ладно, делай, как знаешь. Лишь бы в комнате чужих не было.
Чужих не оказалось. В окно мы увидели, как по шторе туда-сюда мечется знакомая тень. Положительно, Вадику не сиделось на месте. Комод негромко стукнул в окно.
Вадим даже не пытался скрыть радостного облегчения. Он помог нам перебраться через подоконник, плотно задёрнул занавеску и первым делом спросил нетерпеливо:
– Ну? Получилось?
– Да всё в ажуре, – я внимательно следил за Комодом. От яркого света тот щурил глаза и, не отрываясь, смотрел на бутылку, стоящую на столе. Чёрт с ним, пусть выпьет. В конце концов, всё уже закончилось, а язык у Комода, даже пьяного, никогда не развязывался. Ему я доверял.
– Скидывай куртку, Гоша. И можешь выпить, так и быть.
Мои слова Комода оживили. Он плеснул целый стакан и осушил его одним глотком. Потом как-то сразу обмяк и опустился на койку.
Вадик смотрел то на него, то на меня.
– Серёга, у вас что, случилось что-то?
– Всё нормально, сказали же тебе, – я вытащил из рукава куртки парик, бросил его на стул и начал стирать грим с лица.
– Пистолет где?
– Возьми в кармане.
Вадик сунул «газовуху» под подушку, и тревога его почти исчезла.
– Ну всё-таки, расскажите, как вы там…
– Расскажем – закачаешься, – подал вдруг голос Комод и снова потянулся за бутылкой. Я кашлянул. Гошка меня понял и мотнул головой.
– Ну, молчу, молчу… А ты, – обратился он к Вадику, – лучше сам расскажи – не обделался тут один со страху?
– Ты меня за салажонка держишь, – оскорбился Вадик.
– А чего ж по комнате маячил?
– А что, мне надо было гопака плясать, пока вы там?.. Да, Серёга, тут твоя подружка звонила.
– Светка? – удивился я. – Чего ей надо?
– Требовала, чтоб я тебя к телефону позвал. Я ей наболтал, что ты спишь.
– Молодец!
– Слышь, она тебе обещала завтра разборку устроить. Решила, что ты себе другую подругу завёл.
– Ладно, разберусь… – я потянулся, выгнув плечи. – А вообще-то, надоела она мне. Сейчас, когда деньги есть, я с ней церемониться не стану. Если хочешь, забирай это сокровище себе.
– Нет уж, уволь. Она меня и по телефону достала… Да и не в моём вкусе такая. Сам с ней возись.
Мы оба понимали, что несём чушь, избегая говорить о самом важном. Комод в нашем трёпе участия не принимал. Он цедил водку и тупо смотрел в стену напротив. Наконец, его состояние меня встревожило не на шутку.
– Эй, Гоша, скажи что-нибудь.
– Не хочу. Я лучше так посижу. Хреново мне что-то…
– Ты перепил, наверное? Полежи, вздремни.
– Не-а, – он вдруг встряхнулся. – Я домой пойду, мужики. Время позднее, завтра на работу.
Комод крякнул, поднялся, начал натягивать куртку. Я многозначительно посмотрел ему в глаза.
– Уговор наш помнишь?
– Какой уговор? – встрял Вадик.
– Отвяжись, – лениво кинул ему Комод. – Всё я помню. Никто ничего не узнает.
Он махнул на прощание рукой и вышел из комнаты.
– Странный он какой-то, – хмыкнул Вадик. – Не пойму, что там у вас стряслось. И выпить больше нечего… Глянь, пока мы базарили, он всю бутылку прикончил.
Бутылка! Я вдруг вспомнил про осколки, которые лежали в кармане Комодовой куртки. Их надо оставить здесь и сложить. В крайнем случае, буду знать, чего ожидать в дальнейшем. Я рванулся к выходу.
– Ты куда? – крикнул мне Вадик.
– Сейчас, погоди…
Комодовского я застал уже у выхода. В открытую дверь вахтёрской было видно тётю Марусю с вязанием в руках. Я притиснул Комода к стене.
– Свёрток давай!
– Какой? А, с этими… с оско…
– Тише! – прошипел я и кивнул в сторону вахтёрской. – Молчи, блин!
Комод покорно достал из кармана платок с завёрнутыми в него бутылочными осколками и протянул мне. Я на ухо шёпотом ещё раз предупредил его об ответственности, и Комод, покачиваясь, скрылся во мраке.
*********
Слух об ограблении облетел посёлок уже на следующий день. Комод оказался прав – весь Луговой стоял на ушах. У штаба с самого утра появились две запылённые машины с явно не здешними номерами. К зелёным войсковым мундирам прибавились многочисленные серые, ментовские. По посёлку сновали люди в строгих гражданских костюмах.
На работе лишь об этом и говорили. От коллег мы узнали подробности. Оказывается, очнувшись, кассирша не сразу поняла, что охранник мёртв. Сначала она подумала, что тот в глубоком шоке. Водитель долго искал ключ от зажигания, а потом кое-как умудрился завести мотор напрямую – через те же проводки. На узкой дороге фургону было не развернуться, и вместо возвращения в Луговой пришлось отправляться в Кужму. Только по дороге Бутакова почувствовала, что охранник давным-давно отдал концы. Водитель-поселенец был в панике. Сейчас он являлся главным подозреваемым. Менты считали, что именно он выступил в роли наводчика, а его подельники – какие-нибудь бродяги или поселенцы – тусуются сейчас где-то с прихваченными деньгами.
Мотоцикл нашли довольно быстро. Из чего сделали правильный вывод, что грабители дали дёру по реке. Куда именно они поплыли – вверх или вниз – было пока неизвестно.
Всё получилось аккурат так, как я задумал. Смущал меня лишь возглас кассирши, сразу раскусившей, что перед ней не женщина. Но я был готов дать руку на отсечение, что она меня не узнала. Неприятным открытием явилось и то, что подобрать все осколки на дороге мы не сумели. Я тщательно сложил их, но двух или трёх фрагментов не было. Разлетелись в темноте, мать их… Когда нам там копаться-то было? Ну да ладно, может, на них и не найдут отпечатков. Хотя это соображение мало меня утешало.
Убитого охранника я не помнил. В Кужме мы с ним не встречались. Поэтому и угрызений совести я не испытывал. А вот Комод совсем раскис. Прислушиваясь к разговорам в дежурке, он обмякал, и в глазах его мелькала затравленность. Но так как к его спокойному характеру все давно привыкли, то никто на Комодовского особого внимания не обращал.
– Расслабься, Гоша, – шепнул я ему, улучив минутку. – Чего ты дёргаешься? Никто на нас не выйдет, веди себя естественно.
– Да, тебе хорошо поучать, мля. Не ты же его кастетом тюкнул!
– Что было, то было. Не привлекай к себе внимания, дурень. Подождём, посмотрим. Успокойся.
Вот уж никак я не думал, что убийство так подействует на Комода. Он ходил как в воду опущенный. Мало мне своих переживаний, так ещё и его обхаживать. Что я, в опекуны к нему нанимался?.. В конце концов, ему не пять лет, должен был соображать, на что идёт, когда соглашался войти в долю. И всё же мне было жаль Комода, поникшего и вялого. В нём словно что-то надломилось. Ну на хрена он кастет-то прихватил, а?!..
Вечером мне устроил истерику Вадик.
– Вы почему не сказали мне, что грохнули охранника? – почти кричал он. – Я по соучастию в убийстве на зону идти не желаю. Мы насчёт мокрухи не договаривались!
– Да не ори, – пытался я его увещевать. – Хочешь, чтоб вся общага услышала? Ты пойми, чокнутый, это само собой получилось. Комод перепил…
– Плевал я на ваше «само собой»! Учти, я за вас отдуваться не собираюсь! Вы там дел натворили и меня сюда же притянуть хотите? На кой леший я с вами вообще связался?..
Его вопли вывели меня из терпения. Я подошёл и, ни слова не говоря, ударил Вадика в поддых. Тот, опрокинув стул, упал на койку и сжался, защищаясь. Я склонился над этим придурком.
– Слушай сюда, козёл, – тихо сказал я. – Если ты сейчас же не заткнёшься, я тебя в лепёшку расшибу и по стенке размажу, понял? Тебе русским языком советуют молчать. Молчать, понял ты?.. Подозрений на нас нет, мы чистенькие. Молчи и делай большие глаза, когда тебе начнут что-нибудь говорить. А иначе я так тебе рыло начищу, что на тебя ни одна уродина не позарится.
Мой кулак оказал благотворное воздействие. Вадик отдышался, поднялся с койки и закурил. Я продолжал изучать его глазами. Вот тявкни что-нибудь ещё, гнида – ей-богу, изувечу!..
– Ладно, молчу, – процедил он сквозь зубы. – Но подставить меня вам всё равно не удастся.
– Никто и не собирается. Не дрейфь.
Меня позвали к телефону. Звонила Светка. Она, видимо, тоже была не прочь закатить скандал. Но я, измочаленный разборкой с Вадимом, не стал долго выслушивать её всхлипы. Давно хотелось поставить точку на этой истории. Поэтому я посоветовал ей больше не звонить и подыскивать себе другого ухажёра. Повесил трубку и на этом успокоился.
*********
Прошло несколько дней. Дело об ограблении не затихло, оно лишь перешло в следующую фазу. Оперативники продолжали работу. Нашлась лодка, застрявшая в кустах пониже посёлка. Изъятые на месте происшествия три бутылочных осколка были досконально изучены. Отпечатки пальцев, обнаруженные на них, не подходили под отпечатки никого из осуждённых. Прокуратура пришла к выводу, что преступление совершено кем-то из штатских или самих работников зоны. Но дальше этого дело не продвигалось. Следствие зашло в тупик, не имея больше ни одной улики. Наклёвывался «глухарь».
Валентина Григорьевна с трудом отходила от пережитого ужаса. По ночам ей снилась бетонка, мотоцикл и стервозная девица. В том, что это переодетый мужчина, она не сомневалась. Сообщив следователю о своей догадке, она теперь ломала голову, кто бы это мог быть. На память Бутакова пожаловаться не могла. Ей всё время чудилось, что налётчика она уже где-то видела. Но где и когда? В одном Валентина Григорьевна была уверена – этот парень, кем бы они не оказался, не из местных, не из кужмовских. На здешних субчиков она насмотрелась – любого узнала бы за версту даже в маскараде.
Бутакова от души сочувствовала Лысенкову. Бедолага сидел под арестом. Происшествие выбило его из колеи здорово. Но Валентина Григорьевна поверить не могла в то, что это сделал кто-то из дружков водителя. Да какие у него дружки, у заморыша Лысенкова?.. Такие, как он, всего на свете боятся, перед каждым пьяным ефрейтором шапку по привычке снимают – как бы в зубы не дал. А уж пойти на ограбление инкассаторской машины – не надо мне петь!.. В справедливость местных законников Бутакова не верила ни на грош. Но это своё мнение держала при себе. Если в ближайшие дни настоящих грабителей не найдут – посадят Лысенкова, непременно посадят. Им что, им лишь бы дело закрыть.
В четверг она решила навести чистоту в доме. Суббота ушла на допросы в прокуратуре, да и чувствовала себя кассирша далеко не ахти, куда уж там полы мыть. Только сейчас руки дошли до обыденных забот. Хоть бы дочь помогла, видит ведь, что у матери проблемы… Ну да, как же, дождёшься от неё! Дина помогать в уборке не собиралась. Закинув ноги на стол, она утопала в кресле и барабанила пальцами в такт музыке.
«Стыдобища, – думала Бутакова, елозя щёткой пылесоса по ковру. – Восемнадцать лет девке, а ума ни на грош. Нет чтобы матери помочь. Вырастила дочку…»
Она начала стирать пыль с мебели в комнате дочери. Хлама-то сколько, боже мой!.. Дина была по-девичьи сентиментальна, она собирала все ненужные побрякушки и выстраивала их на полках и шкафах. Игрушки от «киндер-сюрпризов», пачки из-под импортных сигарет, бутылки давно уже выпитых ликёров… Разбираться в этом мусоре пришлось бы не одну неделю. Иногда Валентине Григорьевне хотелось разнести в пух и прах непутёвую дочь и вышвырнуть всю эту ерунду с полок. Лучше бы книги поставила!.. Но Дина книжек не читала, она всегда умудрялась находить более приятное занятие.
Бутакова запихала в шкаф одежду, разбросанную где попало, и решила полить водой чахлый амариллис, одиноко стоящий на полке. Вытянув руку, она задела пустые флаконы из-под духов, и они с грохотом посыпались на пол.
Терпение Валентины Григорьевны лопнуло.
– Выбрасывай к лешему всю эту дрянь из дома! – закричала она. – Сил моих больше нет, тунеядка ты такая!..
На шум прибежала Дина, увидела погром и снисходительно уставилась на мать.
– Ты чего?
– Чего? Я вот дам тебе – чего! Понаставила всяких пузырьков, не прибраться даже! Мать горбатится день и ночь, а ты… Выбрасывай, кому сказала!
– Да мам, не трогай их, пускай стоят.
– Не выбросишь – я сама это сделаю! – Валентина Григорьевна, начав бушевать, остановиться уже не могла. Сказывался недавний нервный срыв.
Дина лениво подошла к полке.
– Мам, не трогай, говорю. Глянь, какие они все красивые. Импортные же! И пахнут классно.
Она взяла с полки первый попавшийся флакон и бесцеремонно сунула его под нос матери.
– Да ты понюхай! Это «Интим». Видишь, как пахнет? А вот это «Рамона». Мне его Наташка отдала. Ну правда же, запах классный?
– Да убери ты это от меня! Совсем сдурела девка! Попрошайничаешь, пустые пузырьки собираешь…Дожилась!
Дочь её не слушала.
– А вот смотри, это мужские. Глянь, флакон какой загогулиной. Это «Манхэттен», ну, понюхай, мам!.. А вот «Блэк Джек». Запах – зашибись. Им Мишка Симонов всё время брызгался. Помнишь Симонова? Он ещё женился и уехал…
– Погоди, погоди, – Валентина Григорьевна вдруг насторожилась. – Ну-ка, дай сюда флакон. Да не этот, тот, что раньше показывала.
Она сняла чёрный ребристый колпачок и принюхалась. Запах «Манхэттена» был ей определённо знаком. Откуда бы? Бутакова прикрыла глаза, снова втянула носом тонкий аромат. И правда, пахнет замечательно. Мужественно так пахнет. Отдушка тонкая, но стойкая. Очень хороший запах… и очень дорогой одеколон. И она знает этот аромат. Так пахло… пахло… Вспомнила! Так пахло от того налётчика, что изображал девицу! Неужели?..
Дина с интересом наблюдала за действиями матери.
– Что, запах знакомый?
– Ты где нашла этот флакон?
– Почему сразу – нашла? – оскорбилась дочка. – Что я, по-твоему, на помойках побираюсь? Мне его бывший приятель дал.
– У тебя приятелей пруд пруди. Кто именно?
– Ну, Серёжка.
– Какой ещё Серёжка?
– Ну, тот… Блин, фамилию забыла. Ну помнишь, он ещё к дяде Коле Туруханову приезжал. Племянник ихний.
Бутакова, не мигая, смотрела на дочь. Точно! Она не особенно присматривалась к дочкиным кобелям, Сергея этого плохо помнит. Но что-то общее с тем налётчиком у него, пожалуй, есть.
– А фотография его у тебя имеется?
Дина надула губки.
– Нет. Мы с ним недолго гуляли. Не успели сфоткаться.
– Когда это было?
– Да он уж год, как уехал. Нет, даже больше… А с чего это он тебе вдруг понадобился?
Валентина Григорьевна, не отвечая, ещё раз понюхала красивый флакон. Больше года прошло, а запах всё ещё держится. Стойкий!.. Значит, он и сейчас пользуется таким одеколоном, аромат въелся в кожу и одежду. А она-то голову ломала. Вот он на чём попался, голубчик!
– Слушай, дочура, я этот пузырёк у тебя заберу. Надо проверить кое-что.
– Мам, мам, а при чём здесь Серёжка? Он такой парень классный! Неужели ты его не помнишь?
Дина не умела задерживаться на каком-то одном соображении. Мысли её, как стая белок, скакали одновременно во все стороны. Бутакова не собиралась распространяться перед дочерью о своих догадках. Классный парень… Конечно, классный, и, сволочь, умный! Додумался же – машину с деньгами ограбить! Федотова ещё убили, твари… А может, не он? Тут Бутакову неожиданно пробрал озноб. Она вспомнила, отчётливо вспомнила, как Туруханов при ней разговаривал с племянником по телефону. Боже мой, он же ещё уточнял у неё, когда пойдёт фургон! Неужели она сама – сама!!! – сообщила налётчикам нужный день? Гос-споди…
Нет, Туруханов не при чём. Очень ему надо, она его столько лет знает – сосед не такой человек, чтоб на преступление ради денег пойти. А вот с чего бы племянничку делами в Кужме интересоваться так вовремя? Главное, она сама – опять сама!!! – сболтнула про деньги, разгласила, стало быть…
Сама разгласила, сама и поправит.
Бутакова пришла в отделение как была – в домашнем халате, с флаконом в руке. Она сбивчиво рассказала о своём открытии и подозрениях. Два оперативника, которые несколько дней безвылазно сидели в Кужме и уже успели здесь прижиться, внимательно выслушали её и изъяли флакон.
– Вы твёрдо уверены, что от грабителя пахло именно этим одеколоном? – спросил её один из оперов.
– Я запахи никогда не перепутаю. Хоть у кого спросите. Не знаю, как та туалетная вода называется, что вы сегодня надушились, но я и через год вам этот запах опишу.
– Ладно, мы верим. Вы идите домой, успокойтесь и никому об этом не говорите. Мы всё проверим…
**********
Васька Белоногов решил гульнуть. Гулять он начал ещё с раннего утра, отоварившись поллитрой в ночном отделе продовольственного магазина. Продавщица, принимая новенькие купюры через окошко, недоверчиво пересчитала деньги, но бутылку всё же протянула. Белоногов, ликуя от собственного богатства, купил на закусь рыбные консервы и завалил в подъезд ближайшего дома.
Водка придала сил и уверенности в себе. От нечего делать он прогулялся по Луговому, оглядывая спешащих на работу. Самому ему торопиться было некуда. Васька зарёкся работать вот уже года два, когда за пьянку его вышибли из грузчиков товарной конторы. Он оттрубил свои пять лет в одной из зон Лугового. Загремел в лагерь по чистой дури – приятели подзудили участвовать во взломе магазина. Кто же знал, удивлялся потом Васька, что лавка торговала не пивом, а телевизорами и видаками. Ну, сцапали и дали за групповуху всем по пятерику. Ни один козёл не даст соврать – он свой срок честно отсидел, мужиком в зоне ходил. Но по освобождении Ваську в родном Смоленске никто не ждал, да и привык он уже к Луговому. Поэтому, выйдя на волю, Белоногов застрял в посёлке. С женитьбой ему не повезло, ни одной путёвой бабы не нашёл. Ай, да ну их к лешему, сейчас с деньгами можно и фраером заделаться, не отличат от городского. Правда, почки в зоне отбили, да двух зубов недосчитался. Ну, это мелочи, захочу – бриллиантовые вставлю. Приоденусь – никто моих сорока лет не даст…
Васька тихо рассуждал сам с собой, направляясь к вокзалу. Он привык проводить там время – тепло, можно примазаться к какой-нибудь компании, поговорить за жизнь. В голове мелькнула мысль о том, что неплохо бы проверить денежки – как они там, родные, чувствуют себя, спрятанные под кирпичами в одном из развалившихся бараков?.. Но потом решил, что лишний раз не стоит светиться, тем более что ночью уже проверял. Это наверняка те самые деньги, что унесли из машины. Об этом говорил весь Луговой, и Белоногова новость тоже не обошла. Он-то не дурак, он всё знает, но никому не скажет – из ума ещё не выжил. С трудом передвигая отяжелевшие ноги, Васька доплёлся до вокзала и нашёл себе местечко поудобнее. Посидит здесь, ещё бутылку купит. Глядишь, и угостит кого-нибудь – Васька нынче добрый, богачом заделался…
…В ночь ограбления Белоногов налакался до одури. Где пил и с кем, он не помнил, как и куда шёл – тоже непонятно. Очнулся на свалке, среди груд мусора. «Во забрёл!» – удивился Васька. Но вставать не хотелось, и он решил вздремнуть здесь до утра. Начал было снова засыпать, как вдруг услышал голоса. Базарили двое и где-то совсем рядом. Белоногов вытянул шею, стараясь рассмотреть, какие придурки роются ночью на свалке. Ему удалось разглядеть двоих парней в тёмных куртках, которые вроде бы собирались что-то закапывать. Васька заинтересовался, приподнялся и въехал локтем в пустую пластиковую бутылку из-под «Фанты». Та оглушительно треснула, Васька замер и съёжился за мусорной кучей.
– Тут кто-то есть! – донеслось до него. Один из парней двинулся в сторону Васьки. «Убьют, гады, – мелькнуло в голове Белоногова. – Не иначе, труп закапывают…» От страха он забыл, как дышать, хмель уже давно выветрился из мозгов. Спасла Ваську какая-то шавка, которой тоже приспичило прогуляться ночью по помойке. От чужих шагов она вылезла из мусора и затрусила прочь. Те двое, видимо, решили, что больше на свалке никого нет, и успокоились. Пока они копошились в земле, Белоногов лежал, не шевелясь, и молил Бога, чтоб они прошли не мимо него, а где-нибудь поодаль. Иначе заметят, и каюк тебе, Васёк, поминай как звали. Неспроста же они на свалку залезли…
Но всё обошлось. Парочка ушуршала где-то стороной. Дождавшись, пока голоса стихнут, Белоногов осторожно поднялся на карачки, огляделся. Тихо. Он, пригибаясь, добрался до предполагаемой могилы. Стервецы здорово утрамбовали её мусором, да и разрывать боязно – труп всё-таки. Васька долго сидел рядом, настороженно прислушиваясь – вдруг бандюки вернутся, чтоб проверить, всё ли ладно. Но они, похоже, возвращаться не собирались. Сон с Белоногова напрочь слетел, остатки хмеля испарились ещё раньше, и он просидел болванчиком у могилы до рассвета.
Когда небо начало розоветь, Васька всё же справился с боязнью. Победило любопытство. Он начал рыться там, где, по его расчётам, ночью закопали труп. Долго рыть не пришлось – раскидав мусор, Белоногов обнаружил свежевскопанную землю. Вот и могила. Кого же они здесь похоронили?..
Трупа в могиле не было. Вместо него в неглубокой яме лежали большая, набитая чем-то сумка и рюкзак. Рюкзак, судя по всему, был тоже не пустой. Что же они, гады, расчленёнкой занимались?.. Ну, раз уж начал, надо идти до конца. Васька трясущимися руками расстегнул «молнию» на сумке и обомлел. Внутри лежали пачки денег…
Об ограблении он узнал уже днём, после того как, озираясь, переволок сокровище в развалившийся барак и тщательно заложил кирпичами. Деньги жгли руки, такое богатство Белоногову никогда не снилось. Надо выждать, решил он, потом прибарахлиться и свалить из Лугового к чёртовой матери. Денег у него были полные карманы, и он не отказывал себе ни в еде, ни в выпивке. Даже раздобрел сразу, глаза замаслились, как у сытого кота. Сидя сейчас на вокзальной лавке, Васька пересчитывал деньги и прикидывал, чем сегодня можно заняться. Он не замечал, как за ним наблюдают два патрульных милиционера. Они долго приглядывались к Белоногову и о чём-то совещались. Наконец, двинулись к разомлевшему доходяге.
– Эй, приятель, покажи деньжата-то, – один из ментов выдернул из потного кулака Васьки пачку мятых купюр. – Где стырил?
– Да вы чё, мужики, – завертелся Белоногов. – Чё наезжаете? Мои это деньги, заработал!
– Ладно, ладно, знаем мы, как ты их заработал! А ну-ка, пошли…
– Да ты, начальник, оборзел! – возмутился Васька, но его вздёрнули за воротник телогрейки, дали пинка для порядка и поволокли к выходу. Вокзальная публика проводила троицу равнодушными взглядами.
>>Ограбление по-русски - Окoнчание