Кошмары на улице гоголя - Начало
Кошмары на улице гоголя - Продолжение
Кошмары на улице гоголя - Окончание

ГЛАВА XII

  После приглашения Аграфены Никитичны побеседовать в комнате ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая только постукиванием Колиных коленей. Старушка размышляла, с чего начать разговор, Катя сосредоточенно копошилась в кастрюле с тестом, стараясь выудить затонувшую взбивалку, а Коля считал трещины в потолке и прикидывал, стоит предлагать свои услуги в качестве штукатура-маляра для этой неисправности или молчать и ждать, пока сами попросят.
  Катя наконец отыскала в кастрюле взбивалку, встряхнула её, обрызгав Колю белыми брызгами, и положила рядом с кастрюлей. Поставив сковороду на печь, внучка уселась рядом с бабушкой, отчего Колиным коленям пришлось совершенно затиснуться в угол.
  – Ну, бабуля, – начала Катерина, как всегда, беря быка за рога. – О чём ты собиралась с нами побеседовать?
  Аграфена Никитична собрала мысли воедино, завязала их узлом, чтобы не расползлись, и приступила к делу.
  – Газету нашу, районную, давно последний раз читали?
  Катя пожала плечиком и принюхалась к сковородному запаху.
  – Только мне и дела – нашу газету читать. Там лишь про передовиков и пишут. О молодёжных проблемах ни слова нет.
  – Передовики – тоже люди,– строго поправила её бабушка. – И вообще, в последнее время наша газета изменилась. Проблемы освещать начали, статьи всякие интересные пошли, гороскопы печатают даже…
  Катя поморщилась.
  – Статьи я читал, – вклинился в беседу Коля, выглянув из-за спины Аграфены Никитичны. – Там недавно ваш Вилкин такое накатал! Про Федю с предприятия, который год назад ласты свернул и шерсть разбросал по всей хате.
  Старушка тяжело вздохнула, и в унисон ей скрипнул старый стул, хоть на нём никто и не сидел.
  – Он никаких ласт не сворачивал. Он помер страшной смертью, потому что решил вызвать из загробной жизни какое-то существо. Скорее всего, Гоголя вызывал…
  – Ничего себе! – фыркнула Катя. – Это Гоголь – существо? Ну ты, бабуля, скажешь! Это не существо, это писатель!
  – Вот-вот,– обрадовался Коля. – Именно, писатель! Похоже, в последнее время на Гоголе все помешались – Федя, потом эти, спиритисты, или как их там… Да и ты, Катенька, от них недалеко ушла.
  Аграфена Никитична подскочила, диван крякнул и завалился на бок. Коля аккуратно съехал в угол и опрокинулся вверх коленками.
  – Катя, внученька, ты-то здесь при чём? – недоумевала бабушка.
  – Ой, бабуля, не мешайся ты в это дело, – успокоила её Катерина, соскребая со сковороды первый блин. – Гоголь тут не при чём. В «Комсомолке» за разгаданный кроссворд на гоголевскую тему был обещан приз. Мы поднапряглись и этот приз, надеюсь, получим.
  – Надейся, надейся, – пробурчал Николай, выползая из-под дивана. – Может, Витёк и прав был, когда говорил про собрание сочинений…
  Катя подцепила ложкой скомканный блин и ловко метнула его в друга. Блин шмякнулся о Колину физиономию и грустно упал на коврик.
  Начавшуюся было потасовку Аграфена Никитична решительно пресекла диванной подушкой.
  – Мы здесь не шутки шутим! – прикрикнула она на молодёжь. – В городе страх из преисподней поселился, люди гибнут, как тараканы от «Дихлофоса», а эти блинами кидаются!
  Порядок был водворён. Очередная порция теста растеклась по сковородке, Коля поставил диван, тут же взгромоздился на него и застучал коленками, готовясь к продолжению разговора.
  Аграфена Никитична, меряя шагами комнату, ходила по старой привычке из угла в угол и просвещала птенцов.
  – Очень опасно вступать в какие-либо отношения с нечистой силой. Фёдор этот не думал, что делает, когда полез на встречу с дьяволом или кто он там. Увлекаешься книжками – хорошо, но надо же и голову иметь. Ну, любишь ты Гоголя и люби, читай его рассказы, а вызывать-то зачем? Добро бы Короленко или этот… Тургенев, что ли. Так они хоть своей смертью умерли.
  – А Гоголя что, расстреляли? – снова встрял Коля. – О, такого я ещё не слышал.
  – Такого я тоже не слышала, – осадила его Аграфена Никитична. – Батюшка Николай Васильевич сном плохим уснул, так его, сердешного, и похоронили…
  – Погодите, – не утерпел Коля. – Что-то я не догоняю. Вы наследница Гоголя, что ли?
  Старушка поперхнулась следующей фразой.
  – Это ещё почему?
  – А батюшка.
  – Ну и что? Это уменьшительно-ласкательное, типа «Гоголь – это наше всё», отец родной и так далее… Да не перебивай ты, олух!
  – Наше всё – это Пушкин, – пробурчала в сковородку Катя. Она была всесторонне развитой девушкой.
  Аграфена Никитична махнула в её сторону рукой и продолжила:
  – Итак, на чём мы… Ага! Гоголь в могиле очнулся, да выбраться не смог. Считай, два раза помер, живым под землю ушёл, душа покоя до сих пор по-настоящему не обрела. А они его теперь вызывают, понимаешь.
  – А-а, – догадался Коля. – Вот почему у Крюкова ничего не получилось!
  – Очень даже получилось, – Аграфена Никитична тяжело задышала от переживаний. – Получилось, да не то. При таких сеансах самое безотказное средство – медвежьи клыки и волосы девственницы.
  Катерина закашлялась, подавившись горячим блином.
  – Чего-чего? Ты, бабуля, языком мели, да знай меру. Какие ещё девственницы?
  – Вот и я говорю, – пригорюнилась бабушка. – Какие в наше время девственницы?
  Коля сосредоточенно припоминал подробности из статьи Вилкина.
  – Вот оно что! – обрадовался он, вспомнив суть дела. – Выходит, Крюков ошибся в выборе локона для амулета!
  – Ну, с этим разобрались, – подытожила Аграфена Никитична и снова завышагивала по комнате. – В общем, защиты Федя не имел, а потому и не смог уберечься от того исчадия, которое вызвал. Думаю даже, не сам Гоголь ему явился, а кто-то пострашнее, тот, кто ожившими в гробах руководит. Теперь нам этого уже не узнать. Но дело-то в другом. Эта нечисть Крюкова убила и душу его грешную вытянула. А для неё, души крюковской, с тех пор постоянного места жительства нет, вот она и бродила где-то, но тронуть никого не могла. До тех пор, пока те пятеро на днях не надумали спиритизмом заняться. Дилетанты, тьфу…
  – Стойте, стойте! – воскликнул Коля. Он слез с дивана, цапнул готовый блин, только что сброшенный со сковородки, и обжёг пальцы. – Вот блин… Значит, я понял. Дело было так: эта компания энтузиастов собиралась вызвать Гоголя – ведь об этом их предводительница толковала?.. Ну верно, моя мать никогда не ошибается… В общем, они вызвали – только явился не Гоголь, а наш городской Федя Крюков, который своей смертью был на Гоголя запрограммирован, если выражаться научным языком. Вот он-то и начал руки распускать.
  – А ты, похоже, на блины запрограммирован, – мрачно прокомментировала его выступление Катя и отодвинула тарелку подальше. Но Коля этого даже не заметил.
  – Тут ведь есть ещё кое-что, – печально продолжала Аграфена Никитична. – На это пока что никто внимания не обратил. Та статья, что наш Вилкин написал, силы Крюкову добавила…
  – Биоэнергия, – восторженно выдохнул Коля.
  – …и он отныне районной газетой пользуется, – плавно повествовала опытная старушка. – Он из неё поддержку качает, к статьям присасывается и ими же орудует.
  Катя с сожалением смотрела на Колю и на свою бабушку.
  – Совсем с катушек съехали, – заключила она. – Какие загробные духи? Какие газеты? Что вы несёте? Коля отойди от стола, оставь бабуле хоть блин на закуску, а то она всю свою обеденную лапшу уже на уши нам перевешала. Ну, сгорела милиция – несчастный случай. У бухгалтерши – апоплексический удар. Воспитательница отравилась чем-нибудь – давно в этот детский сад следует послать наряд от эпидстанции. Начальника пьяный водила машиной переехал, а сам сбежал. Ничего тут особенного нет. Вы вечно чем-нибудь головы забиваете вместо того, чтобы о деле думать. Вон потолок-то какой – скоро самолёты прямо к нам в комнату падать начнут, смотрите, какие трещины…
  «Началось, – подумал Коля уныло. – Сейчас скажет, чтобы я блины отрабатывал».
  Но Катя этого сказать не успела.
  – Ты, внученька, от жизни отстала, – перебила её Аграфена Никитична. – Вот послушайте: написали в нашей газете про милицию – ни начальника, ни её самой. Сальмонеллёзом попугали – Сеялкина от него тут же и скончалась. Реклама «Вероники» – бухгалтершу аккурат там цепочка удушила. Про магазин хорошую статью дали – вся ночная смена в холодильниках замёрзла. Причина одна – Федины дела.
  – Федины, Федины, – поддержал её Коля. – Это что же получается, Аграфена Никитична, – кроме нас троих никто об этом не знает?
  – Похоже, никто пока не догадывается, – Аграфена Никитична понизила голос. – Но в любой момент кто-нибудь допетрит, что к чему. Катерина, ты представляешь, что будет, если нашу газету читать перестанут? Это же какой обвал тиража! Это же аминь всей рекламе! Это же для редакции сплошная безработица!
  – Да почему же перестанут, бабуля?
  – А потому, что побоятся. Начитаешься, к примеру, про строительство, а через час на тебя с крыши кирпич упадёт и угробит на месте… Нет, это дело нужно прекращать.
  Коля приосанился.
  – И как же мы будем прекращать этот беспредел, Аграфена Никитична? Легко сказать – отправить этого морального урода обратно в тартарары…
  – Колдовством вызван – при помощи колдовства и уйдёт, – рассудила старушка. – Придётся порыться в сундуке.
  – Так ведь для этого особый человек нужен, колдун, – сообразил Коля, умильно поглядывая на последний блин, томно раскинувшийся на блюде, и прикидывая, как бы поудобнее его слямзить, чтоб не увидела Катя. – Вы, Аграфена Никитична, дама хоть и в возрасте, но здесь с умом действовать нужно.
  – Не смей бабулю оскорблять! – взвилась Катя, и Николай, воспользовавшись этим, освободил блюдо от блина. – Моя бабушка сто очков вперёд даст любому Лонго и Кашпировскому!
  – Да ну? – удивлённо промычал Коля с набитым ртом.
  – Ну уж, сто очков… – засмущалась Аграфена Никитична. – Кой-что могу, конечно. Ежели вы поможете, глядишь, и справимся с напастью. Только сейчас мне идти нужно, обед к концу подошёл, а вот вечером разберёмся, что к чему.
  Катерина заботливо укутала бабушку в козью шаль. Аграфена Никитична проклюнулась носом в складки платка, тяжело повздыхала на прощание и побрела обратно в редакцию.
  Катя обернулась к печке и лишь сейчас заметила исчезновение маслено-мучного изделия.
  – Где блин? – тихо и угрожающе спросила она Николая, который, отвернувшись к стене, торопливо дожёвывал остатки. – Это ты стянул последний блин, оставив меня и бабулю без теперь уже ужина?
  Коля справился с блином и уверенно уселся на диван.
  – В чём дело?
  Катя по привычке взглянула строго в упор. Упора на месте на этот раз не оказалось, и взгляд её, поскользнувшись на замасленном подбородке друга, проехал дальше и уткнулся в угол с ободранными обоями.
  – Послушай, дорогой… Ты бы всё-таки имел совесть. Я всего один попробовала, а бабуле ни блинка не осталось.
  – Бабуле было не до этого, – отпарировал Коля. – Бабуля вырабатывала план контрнаступления,– и чтобы отвязаться от посягательств подруги на безработную неприкосновенность, начал бочком подбираться к вешалке.
  – Ты куда? – осведомилась Катя.
  – Пройдусь немного… До Витька схожу, давно не видались.
  И, не дожидаясь нового всплеска Катиных эмоций, Николай накинул куртку и выскочил на крыльцо.
  – Вечером приходи, – крикнула Катерина ему вслед и добавила негромко:
  – Посмотрим, что за ритуал придумает бабуля…
  Катя не верила в колдовство. Она подходила к вопросам прагматично, сразу определяя, будет от этого польза или нет. От медвежьих клыков не может быть никакой пользы, только вред – в этом Катерина была уверена твёрдо. Однако непоколебимая вера бабушки в знахарство и магию оказала на неё некоторое воздействие.
  «Чёрт его знает, – размышляла она, перемывая посуду и – мысленно – Колины косточки. – Бабуля, вроде бы, ещё не совсем выжила из ума, во всяком случае, новости по телевизору не смотрит. Правда, не очень верится, что за всеми этими злосчастными случаями стоит придурок из преисподней… С другой стороны, придурок – он и в аду придурок, кто поймёт душу литературного фаната?..»
  Как видите, при здравом размышлении Катерина в какой-то степени вполне допускала версию о возможном хулиганстве тёмных сил.
  Николай же тем временем, профланировав по главной улице города и переварив блинчики вместе с информацией о крюковских проделках, вспомнил, что хотел навестить Виктора. «А почему бы нет, – решил он. – Времени у меня более чем достаточно, успею до вечера к телевышке и обратно».
  Времени у него действительно хватало. Мать не слишком-то интересовалась местонахождением отпрыска и намекала на нетрудоустроенность лишь тогда, когда Коля садился за стол или просил деньги на сигареты. Тогда мамаша вздыхала, но рубли отсчитывала, вспоминая, как велика преступность в современном обществе и как трудно уберечься молодому поколению от соблазнов.
  Итак, Коля закурил «Приму» ярославского россыпу и, сунув руки в карманы, отправился к видневшемуся за крышами домов маяку телевышки. Он шёл неторопливо, осматривая окрестности, вспоминая блины и сообщение Аграфены Никитичны, и не уставал поражаться её сметливости и холодному цинизму Крюкова.
  «Это ведь додуматься надо – убивать с таким коварством! Даже в американских мультиках до такого не додумались – в холодильнике, да цепочкой, да сальмонеллёзом…»
  Витёк обрадовался встрече с другом. Он уже был готов к очередной программе и ждал команды операторши «Мотор!». Вокруг него суетились дети, занятые в одной из передач. Витёк рассеянно гладил их по тёмно-светло-русым головкам и советовал отвалить от камеры и не рыпаться, пока не позовут.
  Коля одёрнул на Викторе галстук-бабочку, отчего та оттопырилась одним крылом, и отвёл друга в сторону.
  – Про убийства слышал? – спросил Николай без долгих намёков.
  – Нда-а… Про какие именно? – Витёк говорил нежным и проникновенным баритоном, входя в роль звезды экрана. Он потёр искусственную золотую печатку на пальце и устремил томный взор на Николая.
  – Ты дурака не валяй, – обозлился Коля. – Про все убийства, которые за эти дни случились. Вы здесь для украшения телевизора сидите или для подачи новостей? У тебя прямой эфир, выдай сообщение следующего типа… – и Коля как мог внятно изложил детали разговора с Катиной бабушкой, умолчав, правда, об опасности, исходившей непосредственно от источника информации. По мере того, как он говорил, звезда экрана тускнела и наконец совсем полиняла.
  – Ты что? – Витёк аж отшатнулся. – Соображаешь, о чём говоришь? Да если я это озвучу, меня завтра же в милицию… то есть, уже не в милицию… Но куда-нибудь да вызовут. Да ещё к суду привлекут за клевету.
  – А на кого ты клевещешь? На Федю Крюкова? Так он иск не подаст, не беспокойся. А информация эта весь город всколыхнёт!
  – Всколыхнёт, это верно, – согласился Виктор. – А вообще-то довольно заманчивая идея, даже в газете такого ещё не проскакивало.
  – Проскочит, – буркнул Коля. Он окинул взглядом студию и неожиданно вспомнил фразу Аграфены Никитичны о локоне несостоявшейся девственницы, одолжившей свой атрибут незадачливому гоголеману. Тот самый атрибут, который явился такой ненадёжной защитой для тогда ещё живого Крюкова.
  – Витёк, послушай, – торопливо зашептал он другу. – Тут у вас малолеток много ходит, обстриги кого-нибудь, а?
  – Крыша поехала, однозначно, – печально констатировал Витёк. – Ты извращенец, что ли? Зачем стричь-то?
  – А вдруг для ритуала понадобится? – горячо возразил Николай. – Я же не знаю, что Катькина бабка придумает.
  – Не буду,– категорично отказался Виктор.– Я ещё с ума не сошёл, чтоб своих подопечных стричь. Да их родители меня потом живьём съедят вместе с галстуком.
  – Ну ладно, ладно, ты хоть ножницы дай!
  – Не чуди, Коля. Я в это дело не вмешиваюсь, – тут Витёк уловил призывное махание операторской руки и снова начал быстрыми темпами превращаться в звезду экрана. – Я поговорю с директором телеканала насчёт твоей информации, но о большем не проси.
  Пока Витёк убеждал директора, что информацию о Крюкове стоит выпустить в эфир, а директор метался между жаждой сенсации и чувством самосохранения, Коля заметил на дальнем столике зловеще поблёскивающие ножницы. Он спрятал их в рукав и пристроился позади группки школьниц, прилежно повторявших слова сценария. Коля выбрал девочку с пушистой чёлкой и длинной косой и какое-то мгновение колебался, что же обкорнать – чёлку или хвост. Однако благоразумие победило, и он, аккуратно поддев кончик косы, лязгнул ножницами. Почувствовав, как мягкий локон уместился в кулаке, Коля сунул ножницы в карман операторши и прокрался к выходу.


  ГЛАВА XIII


  Колиного ухода никто не заметил. Внимание присутствующих приковывало кресло с обгрызенным подлокотником и Витёк, который, непринуждённо усевшись, пытался пристроить руку так, чтобы прикрыть повреждённое место. Видеокамера какое-то время барахлила, привычно теряя кадр, и, наконец, съёмка началась.
  Директор всё решил рискнуть и выпустить в эфир разоблачение стервеца Крюкова. Поздравив очередных городских именинников, Виктор театрально откашлялся, придал своему голосу и лицу тревожно-доверительное выражение и начал:
  – Дорогие горожане! Наверное, вы все уже слышали о тех событиях, что произошли в городе за последние дни. Наша телекомпания глубоко скорбит по поводу преждевременной смерти… – тут Витёк перебрал фамилии всех погибших, – и выражает соболезнование родным и близким усопших. Но всё не так просто, дорогие соотечественники! Как нам только что стало известно, всё происшедшее явилось следствием некачественного спиритического сеанса. Не будем оценивать уровень профессионализма тех, кто решился провести его, тем более что все они тоже погибли. Главное состоит в следующем: на волю с того света вырвался вызванный ими по ошибке зловредный дух некоего Крюкова, о котором вы могли прочитать в недавнем номере местной газеты…
  Витёк с гневом и болью пересказал «соотечественникам» всё то, что узнал от Николая, и закончил сводку новостей заверением, что телекомпания будет своевременно извещать население о ходе дальнейших действий загробного гоголемана. Глазок камеры погас, Виктор поднялся с места, чтоб освежить горло, и тут разразился скандал.
  Сначала из угла, где беседовали школьницы, поползло зловещее шушуканье. Потом раздался истошный визг, и одна из девчонок бросилась к зеркалу.
  – В чём дело? – прогремел тенор директора телеканала, и ему начали объяснять, что заплаканная школьница лишилась главного достоинства – косы, вернее, её части. Витёк открыл было рот, чтоб разобраться с происшествием, но вспомнил просьбу Николая о ножницах и рот захлопнул обратно.
  Тем временем скандал разрастался. Он усугубился тем, что злополучные ножницы обнаружились в кармане операторши, которая, как говорится, была ни в зуб ногой и очень опечалена. На неё наехали всем телеканалом, обвиняя в преднамеренном срыве программы. Операторша вяло отмахивалась видеокамерой, стараясь не повалить декорации.
  Наконец телекомпания кое-как угомонилась. Урезанной школьнице косу переплели и завязали на макушке. После чего ущербную прислонили затылком к стене, чтоб не видно было увечья, и заставили читать весёлые музыкальные новости. Витёк изображал заставку, распевая за кадром еврейские народные песни, и представлял, какую взбучку он устроит вечером Николаю за косу и ножницы.
  С грехом пополам съёмки закончились. Школьницы, поддерживая подругу, близкую к обмороку, разбежались по домам, операторша поволокла видеокамеру в сейф, директор тоже удалился, кусая губы и соображая, какие последствия его ожидают от властей за рассказанную жуть и от родителей малолетней обстригушки. В студии остался один Витёк, который, не торопясь, складывал сценарии и размышлял, где сейчас вернее искать Колю с отрезанной косой – дома или у Кати.
  Но паскудница-судьба, вероятно, подрядившаяся на полставки помогать потусторонним силам, расставила всё иначе. Виктору не суждено было увидеть Колю и пожурить его за легкомысленный поступок.
  Витёк неожиданно почувствовал тяжёлое головокружение, а поскольку обгрызенное кресло уже унесли, он вынужден был присесть на стул у батареи парового отопления. Перед глазами прыгали издевательски подмигивающие круги, за ними нарисовался почему-то зелёный крест вверх тормашками. Потом уши Виктора уловили непонятный и недоброкачественный скрежет, и тут же он ощутил, как его вместе со стулом подтягивают к стене.
  Головокружение мигом прошло, круги с крестами куда-то исчезли, и взамен этого волосы на макушке начали вставать дыбом. Виктор с ужасом обнаружил, что безобидная батарея, до сих пор способная разве что лопнуть, вдруг начала извиваться, как ненормальная. Её гармошечные меха с металлическим визгом растянулись, труба оторвалась от креплений в потолке и начала нежно закручиваться вокруг стула с Виктором.
  Витёк хотел было вскочить с ненадёжного места, но батарея своим левым боком подставила ему ножку. Звезда экрана с грохотом обрушилась на пол. Подлая растянутая батарея обвила его грудную клетку и, доверительно попискивая, начала сжимать Виктора в объятиях.
  Глаза Витька стали похожи на варёные яйца и медленно полезли из орбит. Уши посинели, пальцы судорожно скрючились. «Бабочка» оторвалась от воротника и, лихорадочно взмахивая крыльями, вылетела в дверь.
  Витёк крякнул, посинел окончательно и дал дуба. Батарея удовлетворённо проскрежетала и затихла, изящно растянувшись на полу.
  Вернувшаяся операторша сначала не поняла, что собой изображает живописная сцена. Привыкнув смотреть на жизнь через глазок видеокамеры, она не сразу смогла без линзы разглядеть хитросплетения металла и ног. Потом, когда её откачали и привели в сознание, она долго всхлипывала и искала по карманам носовой платок. Под руку ей попался лоскут ткани. Операторша уже поднесла его к носу, как ей снова стало дурно: клочок оказался костюмной «бабочкой» Виктора, которая с перепугу залетела в операторшин карман.


  ГЛАВА XIV


  – Ну-с, – начал Николай, едва успев открыть дверь старого дома. – Можно ли приступать к страшному ритуалу изгнания беса?..
  – Тихо, – умерила его пыл Катя, стоявшая на пороге в позе телохранительницы Шерон Стоун. – Бабуля копошится в сундуке. Не мешай.
  И точно: Аграфена Никитична с максимально озабоченным лицом рылась в уже упоминавшемся когда-то сундуке. Коля не однажды подходил к этому вместилищу мудрости и твёрдо знал, что ключ от сундука потерян, а замок заржавел. Поэтому он долго и недоумённо наблюдал за деловитыми действиями Аграфены Никитичны, пока не разгадал секрета. Секрет был необычайно прост: вместилище мудрости было поистине бездонным, то есть существовало без дна, и старушка просто переволокла сундук на новое место.
  В безрезультатных внутрисундучных поисках прошло несколько долгих минут, а желаемое не находилось, и Коля начал тосковать.
  – Катенька, – шёпотом окликнул он подругу. – А какого лешего бабка ищет в этом гробу?
  – Не лешего, – оскорбилась шёпотом же Катерина. – Бабуля потеряла необходимые компоненты.
  – А в чём они заключаются? Может, на улице что-нибудь подберём – там полно барахла валяется, помойка рядом. Старые кастрюли, проволока, что там ещё…
  – Какая, к чёрту, проволока? Мы же не металлолом собрались сдавать… Бабушка говорит, что где-то затерялся самый главный амулет.
  Тут Аграфена Никитична выпросталась из сундучных недр и по привычке принялась размышлять. Николаю вся эта тягомотина начала приедаться, а потому он решительно взял быка за рога. Бык мычал, но вырваться не мог.
  – Аграфена Никитична! – воззвал Коля. – Что вы там потеряли? Какая-нибудь финтифлюшка из Катиной косметички может заменить ваш амулет?
  – Нет, – покачала головой старушка. – У вас с Катей, по моим наблюдениям, отношения не те, что нужны для ритуала. Этот амулет нужно искать в другом месте…
  – Ну хватит, бабуля, – вмешалась Катерина. – Ишь, наблюдательная какая! Говори короче, что за амулет нужен?
  Аграфена Никитична досадливо поморщилась.
  – Да лежал у меня в сундуке под походным котелком твоего дедушки узелок, а в узелке этом – прядь волос. С соседки, помню, состригла, когда ей десять лет было. Давно, вишь, колдовать не приходилось, всё растеряла…
  – Погодите-ка, Аграфена Никитична, – встрял Коля, ликуя от собственной смекалки. – Вам нужны волосы девственницы, я правильно понял?
  – Они самые. А что, – оживилась Аграфена Никитична. – Не ты ли, голубок, их оттуда слямзил? То-то я гляжу…
  – Да вы что! – возмутился Коля. – За кого вы меня принимаете? Если б я в тот сундук залез, то скорее котелок бы взял – он всё же нужнее… Нет, ничего я не трогал. Но вы не расстраивайтесь, я, кажется, вам могу помочь.
  Тут Николай торжественно вытянул из кармана отрезанный волосяной трофей. Он был очень горд, что правильно предугадал события.
  – Это что? Откуда? – поразилась Катя. Аграфена же Никитична суть дела ухватила на лету.
  – Девственница не поддельная? – строго спросила она.
  – Думаю, нет. Это та, что по городскому телевидению новости о музыке рассказывает.
  – Ну, эту-то я знаю. С родителями знакома, из хорошей семьи девочка…
  – Подождите, – не унималась Катя. – Откуда этот шиньон? Николай, объясни толком, где ты его взял? Ты что, обстриг девочку из хорошей семьи?
  Коля пренебрежительно повёл плечом.
  – Подумаешь, пострадала для общества. Ничего с ней не сделается, до свадьбы снова обрастёт.
  – Неужели? Сколько же ей лет? И как она согласилась на твои уговоры?
  – Кончайте болтать, – заторопилась Аграфена Никитична. – Нужно приступать к приготовлениям.
  Она снова нырнула в сундук, и оттуда полетели самые различные и непонятные вещи: связка свечей, тарелка о трёх ножках, странно пахнущие мешочки, ожерелье с какими-то зубами и тому подобное. Под конец Аграфена Никитична, удовлетворённо вздыхая, выудила толстую замусоленную книгу в чёрной обложке и большой кубок, напоминающий спортивный приз. При виде его Коля заметно оживился.
  – Да вы, Аграфена Никитична, разрядница! А в каком виде спорта специализировались? – начал было он, но вразумительного ответа не дождался: старушка пробурчала под нос что-то вроде «команда молодости нашей» и поволокла всё вытащенное из сундука добро в комнату.


ГЛАВА XV


  Вечер неумолимо наступил на пятку дню. На улицах давно стемнело, к тому же снегу приспичило посыпаться именно сейчас, и городок утопал в сугробах.
  Старый дом утоп в сугробе тоже. Деревья косо поглядывали на него, но спасать не собирались. Редкие прохожие, пробегая мимо развалины, не подозревали, что в эти минуты там решается судьба городка со всеми его обитателями. В доме творились чёрные дела.
  Аграфена Никитична не на шутку разошлась в своём стремлении помочь отечеству. С этой целью она велела Коле с Катей расчистить арену для представления, и Николай чуть не надселся, вытаскивая по частям диван в сени. Потёртые половички сгребли в угол, пол подмели, чтоб какая-нибудь заблудшая пылинка не решила исход битвы в худшую сторону. Посередине комнаты Аграфена Никитична установила журнальный столик довоенных времён, поставила на него трёхногую тарелку, уважительно именуемую кадильницей, а рядом в живописном беспорядке разбросала пахучие травки, кинжал с зазубренным лезвием, кубок с водой, камушки, веточки. Катя попробовала поставить кубок и аккуратно положить нож, но бабушка отогнала её и снова подопнула кинжал, чтобы тот лежал непринуждённо. После нескольких попыток бросить кубок так, чтобы вода не разлилась, старушка смирилась, оставила его в покое и, наконец, торжественно водрузила на стол чёрную книгу. Когда всё было готово, Аграфена Никитична повздыхала для порядка и провела серию ударов ногой по воображаемому противнику. «Последнее верное средство, если дух будет артачиться», – пояснила она молодёжи, отчего Коля уверился в мысли, что Катькина бабка в девичестве занималась восточными единоборствами.
  – Итак, приступим, – произнесла старушка.
  Николай согласился и приступил поближе, но Катя оттащила его в сторону, объяснив, что приступать собирается бабуля, а его, если очень надо будет, позовут.
  Аграфена Никитична нарисовала вокруг алтаря большой круг, но мел от волнения крошился в её пальцах, и окружность получилась с белыми разводами. Рядом с кругом старушка, долго вымеряя, начертила равнобедренный треугольник, зажгла свечи и велела Катерине выключить электрическую лампочку.
  Свечи мрачно горели, бросая колеблющиеся тени вокруг, в том числе и на Колю с Катей. Обстановка настраивала на сатанинское веселье и желание стоять до последнего. Кадильница потусторонне пахла ладаном.
  Аграфена Никитична окурила помещение, побрызгала водой из кубка, встала в круг и начала читать невнятное заклинание, изредка с любопытством поглядывая на треугольник. Читала она монотонно, делая паузы лишь затем, чтобы глотнуть свежую порцию воздуха. В одну из таких порций Коля и вклинился.
  – Аграфена Никитична, – окликнул он заклинательницу. – Чего вы добиваетесь?
  – Не мешай, – отозвалась та в следующую дыхательную паузу. – Не видишь – Крюкова сюда вызываю.
  Однако никаких перемещений в воздухе не происходило, и после десятиминутных заклинаний Аграфены Никитичны, обращённых к треугольнику, Коля решил, что представление отменяется.
  – Знаешь что, – шепнул он Кате, напряжённо следившей за действиями старушки. – Похоже, у нас сегодня ничего не выйдет. Пускай бабка ещё поголосит, а нам с тобой самое время прогуляться. Что-то я потерял интерес к трагикомедии.
  – Ну уж нет, – возразила Катя. – Ты этой историей интересовался куда больше меня. Кто, как не вы с бабулей фактически заставили меня принимать участие в ритуале? А теперь, значит, бросаешь нас на произвол судьбы? А вдруг сейчас, сию минуту у вашего Крюкова перемкнёт, и он решит принять приглашение в гости? А вдруг… Смотри!
  Над треугольником появилось слабое свечение. Это ещё больше раззадорило Аграфену Никитичну, и она ускорила темп заклинаний. Количество же дыхательных пауз резко сократилось.
  В треугольнике явно что-то происходило, но что именно – было непонятно. Раздавался тихий треск, свечение мерцало и раза два даже сверкнуло голубым пламенем. Потом из треугольника попёр серый дым, запахло сероводородом, и послышался тихий, но внятный мат грубым голосом.
  Коля оцепенел, нервно постукивая коленками. Катерина заламывала пальцы и шептала все известные ей латино-медицинские термины. Аграфена Никитична упивалась успехом: она, подвывая от гордости, усиленно замахала руками, совершая магические пассы и напоминая свихнувшуюся мельницу. В треугольнике начал медленно проступать мужской силуэт. Странно дёргаясь, он вырисовывался всё явственнее и, наконец, полностью утвердился на своей жилплощади, немилосердно сквернословя и одёргивая куртку. Тут наши герои смогли его рассмотреть. Это был высокий молодой человек со взъерошенными тёмными волосами и сильно выпирающим кадыком. Оглядев себя и убедившись, что проявился полностью, он грозно шмыгнул носом и сразу ударился в амбицию.
  – Какого чёрта? Чего нужно? В самом разгаре деятельности оторвали от работы, понимаешь… И вообще, вы кто такие?
  – Помолчи, призрак, – величественно произнесла Аграфена Никитична, и Катя подивилась, что у бабули прорезался начальственный тон. – Это я вызвала тебя сюда, чтобы поговорить начистоту!
  – А ты кто такая? Ещё одна старая перечница? Тоже решила спиритизмом заняться? Слыхала, небось, как я вот такую же прищучил на мосту? Много о себе воображаете! Нет такого человека, который сможет справиться с Федей Крюковым…
  – А ну, захлопни варежку! – пригрозил Коля, кое-как придя в нормальное состояние. – Ишь, разошёлся! Отчирикался ты, Крюков, пришёл тебе абзац и с новой строчки!
  – Это ещё кто? – изрядно удивился обитатель треугольника. – Угрожать мне вздумал? Да я такого, как ты, на люстре повешу!– он огляделся по сторонам, потом задрал голову вверх, так, что кадык съехал влево, и увидел под потолком одинокую лампочку, никак не претендующую на почётное звание люстры. Этот факт Крюкова почему-то сильно огорчил, он даже сник, сунул руки в карманы и принялся мрачно разглядывать печь.
  – Не мешай чародействовать, – заметила Аграфена Никитична Коле и, отложив в сторону чёрную книгу, начала перебирать в руках камушки ожерелья, очень похожие на те, что летом можно набрать на берегу пруда. Она молчала, но в молчании её при желании различалась зловещая нота. Этим молчанием, наконец, заинтересовался и Крюков. Он зашевелился, привстал на цыпочки, стараясь разглядеть, что делает старушка, но ничего в её занятии не понял и снова начал задираться.
  – Эй вы! Долго я здесь торчать буду? Говорите, зачем вызвали, и завязывайте, бо у меня уже ноги затекли… Что я вам, нанятый? Я Крюков, я вам ещё таких дел наворочаю!
  Тут призрак решил перейти в нападение. Он вытянул руки вверх, растопырил пальцы, защёлкал зубами и начал странно подвывать. Катерине показалось, что призрак стал увеличиваться в размерах, и она вцепилась в Колю, тут же изобразившего моральную поддержку.
  Аграфене Никитичне поведение Крюкова не понравилось. Она схватила со стола второе ожерелье, на котором болтались какие-то зубы, и, подойдя почти впритык к треугольнику, сунула призраку бусы прямо под нос.
  – Уберите! – заверещал зловредный дух и попытался отступить, но границы треугольника держали его крепко. – Уберите, плохо мне! Воздуха не хватает, зажгите свет!
  – Как же! – резюмировала Аграфена Никитична. – Со светом-то ты отсюда слиняешь мигом. Стой и не шевелись, пока я буду читать приговор.
  Аграфена Никитична встала в позу и начала нараспев перечислять все злодеяния Крюкова. Но подсудимый, сначала так испугавшийся ожерелья, вдруг начал резко успокаиваться. Он пристально всмотрелся в бусы, принюхался раз, другой и вдруг кудахтающе расхохотался.
  – Ну, бабка, уморила! Ты что, меня на арапа берёшь? Думаешь стёртыми коровьими коренниками меня со свету сжить? Не выйдет!
  – Как – коровьими? – всполошилась старушка и, забыв о ритуале, принялась внимательно разглядывать ожерелье. – Они же медвежьи были!
  – Да какие там медвежьи! – не унимался Крюков, приплясывая на своей жилплощади. – Надули тебя, бабуся! Кинули тебя, как последнего… – он не договорил и снова начал раздуваться.
  К чести Аграфены Никитичны надо сказать, что она не растерялась. И пока Коля топтался на месте, пока Катерина вспоминала латынь, бабушка, снова подскочив к треугольнику, нанесла Крюкову прямой апперкот левой, вложив в удар всю свою магическую силу, а в кулак – злополучные коровьи бусы. Не ожидавший ничего подобного дух сложился пополам, вдыхая воздух, пропитанный ладаном. Это его немного отвлекло, и, когда Крюков отдышался и собрался с силами, судьба его была решена окончательно.
  Аграфена Никитична аллюром перешла к последней фазе ритуала. Взяв кинжал, она трижды нарисовала им в воздухе крест, проецируя его на избитое исчадие, и принялась с чувством и толком декламировать:
  – Дух, не знающий покоя! Дух, познавший чувство зла! Приказываю тебе от имени Властителя Дорог и Перекрёстков, Лесной Богини и Демона Шишера: изыди, прекрати своё злорадство и успокойся! Да падут тебе на сердце валерьяновые капли, а на голову кирпич небесный! Да застучат зубы твои от холода, а на ногах да вырастут мозоли, чтоб тебе и шагу сюда не ступить! Сим амулетом с тебя снимается проклятье бездомности и фоторобот на всякий случай! Да обретёшь ты покой! Уходи с миром! Вон отсюда, падла грешная!
  При последних словах Аграфена Никитична стянула с шеи мешочек с амулетом – отрезанной косой школьницы – и ловко, как аркан, набросила его на Крюкова, с любопытством слушающего напутствие. Амулет словно обжёг тело духа: тот взвыл, завертелся вокруг своей оси, как метатель молота, потом его окутало голубое сияние, и явление потустороннего мира с громким шипением взвилось ввысь, пробив потолок и крышу, и скрылось из виду.
  Аграфена Никитична вытерла пот со лба и уселась прямо на кубок с водой, отчего тот сплющился и превратился в блюдо.
  – Ну, вот и всё, – сказала она, рассеянно перебирая поддельное ожерелье. – С Крюковым покончено. Но интересно было бы узнать, какая тварь мне так подгадила с зубами?..
  – А ловко вы его, – восхитился Коля. – Об этом надо в газету написать. Я напишу, пожалуй.
  Катерина же сокрушённо разглядывала дыру в потолке.
  – Доигрались, – пробурчала она. – Теперь следующий самолёт наверняка потерпит аварию над нашим домом.
  Им на головы тихо падал снег, и высоко в небе светили звёзды.


  ЭПИЛОГ


  Слесарь Брызгин уже много лет являлся бессменным ударником бутылочно-прикладного труда. Пил он виртуозно и не страшился ничего: одеколон, растворитель и чистящее средство для стёкол, журча, вливались в глотку Брызгина и, перемешиваясь там, создавали неповторимый эффект. Накачавшись подобным коктейлем, слесарь не раз наблюдал в кухне своей квартиры зелёных зайцев, методично поедающих газовую плиту, и увлечённо следил за их деятельностью. Жену Брызгина очень тревожили поощряющие замечания мужа, которыми он подбадривал прытких грызунов. Закончилось это прозаически: однажды, когда зайцы приканчивали четвёртую конфорку, в кухню вошли два белоснежных жеребца, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении санитарами из ЛТП, и доставили слесаря в лечебницу, где он долго удивлялся, почему в палатах не ставят газовых плит.
  Лечению Брызгин поддавался легко, зайцев скоро забыл, в буйство не ударялся и был на хорошем счету. Он любил порассуждать о жизни и политической обстановке в стране, по каковой причине и сошёлся с главным врачом Пьянко. Главврач, уважая широту взглядов простого слесаря, регулярно снабжал его различными печатными изданиями не только центрального, но и районного масштаба.
  Итак, слесарь Брызгин, уютно расположившись на железной больничной койке, читал эпилог «Кошмаров на улице Гоголя» и пренебрежительно стряхивал пепел с сигареты в шлёпанец соседа. Изредка он хмыкал и покачивал головой в знак просвещённого недоверия.
  «Спустя две недели, – читал Брызгин, – на имя Катерины пришла посылка из редакции «Комсомольской правды». Вскрыв её, наши герои получили долгожданный приз. Светлой памяти Виктор – звезда экрана – был абсолютно прав: в посылке обнаружились книги – полное собрание сочинений Николая Васильевича Гоголя. При виде их Коле стало плохо, он всплакнул, вспомнив друга, постучал по Гоголю коленкой и тихо вышел из комнаты, оставив Катерину учитываться призом…»
  – И зачем потревожили дух великого русского писателя? – ворчливо спросил воздушную струю, тянущуюся из форточки, Брызгин и затушил окурок в стакане с микстурой, стоявшем на тумбочке соседа. – Гоголь-то здесь уж совсем ни при чём. С таким же успехом этому чокнутому автору можно было вписать Некрасова…
  Слесарь пожал плечами и продолжил чтение. Из последующих строк он узнал много нового и любопытного о дальнейшей жизни городка и его обитателей. Недоверчиво поводя носом, Брызгин читал о том, что Аграфена Никитична, воодушевлённая победой над силами зла, из курьеров ушла и основала фирму «Пальцем в небо», специализируясь на чёрно-белой магии. В круглосуточном магазине № 12 после обнаружения в холодильниках четырёх трупов произошли большие перемены: все работники в срочном порядке начали увольняться, не желая работать в заведении, отмеченном печатью смерти. Некоторое время здание пустовало, затем его перехватила организация сельпо и начала продажу изделий народных промыслов. Там, где лежали колбасы и грузчик, разместились лукошки, цветные половички, валенки, солёные грибочки и квашеная капуста. Круглосуточный режим сохранился, и потому товары пользовались спросом, особенно половички и коврики.
  Под давлением пенсионеров и областных властей городская администрация начала заново возводить здание РОВД. Но по причинам острой финансовой недостаточности строительство заморозили до 2020 года, и органам правопорядка пришлось обживать закуток, отведённый им детским садом № 2, которому в свою очередь присвоили звание «детского сада имени Валентины Сеялкиной». Таким образом, всё более-менее вернулось на свои места, кроме главного редактора районной газеты. Редактор так и не вернулся. Вероятно, он пал одной из жертв мерзкого духа. Злые языки утверждали, что редактора вызвали в областной центр и перевели на повышение. Кое-кто на это возражал, что ничего подобного, просто редактор встретил старых друзей, загудел с ними и гудит где-то до сих пор в качестве паровоза. Так или иначе, но исчезновение главного редактора осталось неразгаданной тайной в этой эпопее. Его стол в рабочем кабинете стал последним оплотом городских правдолюбцев. На этом оплоте утвердился Филимонов и выразил готовность дневать и ночевать на работе во избежание дальнейших накладок. Он также обрадовал подчинённых, сообщив, что городские власти решили взять «Вести Верхоречья» под своё крыло, а стало быть, со следующего года газета увеличится в объёме за счёт рекламы и официальных сообщений и, кроме того, станет выпускаться с цветными иллюстрациями.
  Концы этой истории всё-таки сошлись, и с чувством глубокого удовлетворения маленький районный городок начал ожидать результатов президентских выборов. О Крюкове постепенно забывали, и лишь иногда бабушки пугали не в меру ретивых внучат тем, что если те не будут слушаться, Федя Крюков постучится в двери…
  – Ну и дубовый же финал у этой повестишки! – презрительно фыркнул Брызгин, дочитав «Кошмары…». – Определённо, автору нечем было заняться, если он взялся описывать несуществующие страсти. Все эти современные писатели хороши! Писали бы лучше о насущных проблемах нашей жизни, об экономике, о сельском хозяйстве, наконец!
  Тут слесарь глянул в окно и увидел, что солнце как-то особенно быстро начинает скатываться за тучу, неизвестно откуда появившуюся. По коридору кто-то мокро прошлёпал, на мгновение остановился около двери в палату и последовал дальше. В углу угрюмо крякнул старый рассохшийся стул.
  Брызгин ещё раз проглядел подборку газет с крюковскими похождениями, поводил носом и вынес резолюцию:
  – Фуфло!
  Он сладко потянулся, зевнул, откашлялся и полез за сигаретами. Закурив любимую «Астру», слесарь откинулся к стене, положив ноги на тумбочку соседа, затянулся табачным дымом и прикрыл глаза. Он размышлял о том, что на водку надо понизить цены и повысить градусы. И не видел, и не чувствовал, как спинки койки начинают медленно сближаться, а перекладины неотвратимо тянутся к его горлу…

  К О Н Е Ц 

 

 

 

Копил, копил, да черта и купил.

Цену вещи узнаешь, как потеряешь.

Не положа, не ищут.

(C) 2009-2012 KAPsoft inc.