Эта статья принадлежит моей хорошей знакомой Натальей ХИТРОВОЙ. Работа была проделана большая и благодарная. Если кому-нибудь пригодится фактура, мы будем рады обе.

Особенности сосуществования

  За последнее время в нашей стране вышло немало книг по истории ГУЛАГа. Сталинские репрессии – чёрная страница русской истории ХХ века. Начиная с 30-х годов в летописи Верхнекамья появилась глава, страницы которой до недавнего времени были наглухо закрыты для широкой общественности, прессы, краеведческой науки. Более того, даже для тех, кто имел к этим страницам самое прямое отношение, чья судьба и составляла их непосредственное содержание, многое оставались тайной за семью печатями.
  Между тем, речь идёт о структуре, подразделения которой занимали практически всю северо-восточную часть Вятского края (около 12 тысяч квадратных километров); о предприятии, поставляющем (в среднегодовом исчислении) более 13% добываемой в Кировской области древесины; о явлении, оказавшем радикальное и в большинстве случаев роковое воздействие на сотни тысяч людей.
  Это Вятлаг. На официальном языке в разные периоды он именовался как Вятский исправительно-трудовой лагерь НКВД-МВД СССР, почтовый ящик К-231, Вятспецлес, Лесновский лесокомбинат, Учреждение К-231 Министерства юстиции Российской Федерации, Вятское УЛИУ, а сегодня, после многочисленных реорганизаций, – УРУОУХД (Управление по работе учреждений с особыми условиями хозяйственной деятельности) УФСИН РФ по Кировской области. Вятлаг и его «столица» посёлок Лесной расположены на территории Верхнекамского (до 1966 – Кайского) района Кировской области и частично – соседних областей.
  В последние годы немало сделано для того, чтобы снять с «вятлаговской» темы завесу сверхсекретности, очистить её от мифов и домыслов. Историки и писатели уже приступили к исследованию как истории ГУЛАГа в целом, так и отдельных лагерных комплексов в частности. Опубликовано множество материалов о политических ссыльных, раскулаченных, спецпоселенцах и прочих узниках ГУЛАГа. Благодаря таким исследователям, как В.А. Бердинских, В.И. Веремьёв и другие, тема Вятлага довольно широко освещена в прессе и в специальной литературе.
  Однако, на наш взгляд, уже опубликованные исследования несколько однобоки – практически все авторы старательно обходят тему местного населения, лишь иногда скупо уточняя: «Нередко депортированных «расквартировывали» в существовавших ранее населённых пунктах, т е. подселяли к местным жителям.». Но чаще говорится о том, что колонии создавались в остро необходимых промышленности регионах, куда в силу из специфики (север, тайга, степи с неблагоприятным климатом) вольного калачом не заманишь. Однако достаточно взглянуть на подробную карту Верхнекамского района, и становится ясно: Вятлаг появился неподалёку от старинных сёл и деревень, расположенных вдоль Сибирского тракта.

«Кай – всему свету край»

  ХIV век – начало интенсивного заселения русскими территории Вятской земли. Считается, что до этого времени северо-восток нынешней Кировской области был заселён пришедшими из Сибири древними племенами людей, прародителями современных коми-пермяков. Исследователи считают также, что эти земли до прихода сюда русского населения были обжиты племенами угро-финской народности. Известный исследователь О. Бадер в своих работах отмечает, что местное население в расовом отношении представляет собой переходный тип между европеоидным и монголоидным типами, явившийся результатом многотысячелетнего скрещивания монголоидного и европеоидного элементов в области Приуралья. Не менее интересна и другая народность, которая поселилась в крае в первом тысячелетии нашей эры. Это племена чуди – «чуждый народ», как его называли русские, который в XVI – XVII веках таинственно исчез, оставив после себя в Кайском крае и в других районах Севера Восточной Европы многочисленные следы пребывания в виде могильников и предметов материальной культуры. Как в донских степях остались курганы, насыпанные скифами, так и чудь Кайского края оставила для истории свои таинственные «ямы».
  В XVI веке освоение русским населением Прикамья активизировалось, чему способствовал проложенный по тем местам Сибирский тракт. Кайгородок (ныне – село Кай) был основан братьями Яковом и Григорием Строгановыми, которым тогда принадлежали земли, лежащие по Каме и Чусовой, в 1558 году. Трудным было становление нового города, неспокойны его соседи, которые подвергали набегам и осаде его и другие вотчины Строгановых. Чтобы обезопаситься, Строгановы пошли на смелый шаг, решив призвать на службу и держать у себя «воров» и боярских людей беглых, и татей, и разбойников.
  В 1797 году Кай был обращён в заштатный город. В 1802 году территория Кайгородского уезда отходит частью к Слободскому, частью – к Глазовскому уездам. Кайгород исключается из числа городских поселений, становится заштатным, а затем 11 января 1854 года переименовывается в село. Жители из мещан превращаются в крестьян.
  Главное занятие населения Кая было уже не торговля, приносившая хорошие прибыли, а земледелие, побочное – гончарное, кузнечное дело и другое, сплав леса по Каме. Для принуждения селян к хлебопашеству и заводским делам, а также для сыска воров и разбойников, здесь учредили Комиссарство. В 1873 году в Кае проживали 761 человек, дворов было 102.
  Невесёлые пословицы ещё в древности сложил народ об этой далёкой глубинке: «Кай – всему свету край», «Кто в Каю не бывал, тот и горя не видал», «Бог дал рай, а чёрт – Кай». Жилось здесь всегда очень нелегко, кайгородцы были ужасающе бедны. В «Сведениях о Кайском приходе Слободского уезда 5-го благочиния» о кайгородцах сказано так: «Иногородцев и раскольников среди жителей нет; все прихожане православные. Телесной силою, ловкостью и проворством местные жители далеко не отличаются; в занятиях и движении их заметна вялость и неподвижность. Эта вялость видна и в ходьбе: ходят они весьма тихо, наклонившись вперёд, отчего делаются сутуловатыми; кроме того видна в них замкнутость, нежелание переменить, улучшить своё положение, грубость, закоснелость, что объясняется отчасти и тем, что родители из деревень мало и с большой неохотой отдают детей своих в школу, ссылаясь на следующее: «отцы-де и деды наши не учились, да тоже хлеб ели и век свой прожили». Хотя село со всеми деревнями и окружено лесами, но дома на вид самые жалкие, низкие, тесные, человеку даже среднего роста, прежде чем войти в дом, нужно согнуться… Крестьяне так любят бражку, что почти весь овёс, какой они имеют, употребляют на неё и, когда бывают далеко в лесу, занимаясь в участках рубкою леса на местных и других лесопромышленников, то, проработав две-три недели, уходят домой, ссылаясь, что без браги они работать не могут: «живот-де и сердце болит о бражке»; отправляясь снова в лес, не уходят без неё, куда весьма нередко приносят её им домашние 2 и до 3 вёдр… Как обстановка, так и экономическое состояние их находятся в жалком положении: причины такого положения – частый раздел между родственниками: редко случается видеть живущими вместе двух-трёх родных братьев; делятся не только женатые, но, бывали случаи, и холостые: кроме того, почти каждогогодно крестьянину нужно купить полушубок, скуты, шапку, рукавицы, топор, потому что всё это, при выработке и сплаве лесов, становится негодным к употреблению; наконец, нужны деньги на соль, хмель, крупу и друг. Принадлежности стола, за что, за дальним расстоянием от города, приходится платить если не вдвое, то несколько меньше…».
  Лесопромышленники (одним из них был Иван Гурдин) скупали за бесценок в Кайгородской волости землю и принуждали обезземеленных крестьян идти к ним на работу. Буквально за гроши и за право пользоваться клочком земли почти круглый год работали у Гурдина крестьяне, то на заготовке леса, то на сплаве его до Самары и до Астрахани. Подати платить было нечем, из года в год копились недоимки, и для выколачивания их власти применяли самые суровые меры. В декабрьской книжке журнала «Отечественные записки» за 1877 год в одной из корреспонденций рассказывалось, как взыскивались подати с кайгородских крестьян: «Слободское земское собрание постановило: неплательщиков податей и сборов чаще подвергать телесному наказанию, а именно общественным работам, аресту и телесному наказанию розгами. Далее людей, на которых не действуют исправительные наказания, высылать в Сибирь… По этому постановлению отодрано было крестьян в одной Кайгородской волости 1329 человек, или почти всё взрослое мужское население, а в Трушниковской волости – 400 человек, но недоимок собрать так и не удалось… В Кайгородской волости мужского народонаселения числится 3300 душ, из них 1366 взрослых, следовательно, не отодрано было только всего навсего 37 человек».
  В 1874 году, в «Вятских губернских ведомостях» некто Бронников писал: «Кайский край по преобладанию в нём болот и лесов, по слабости населения, в стороне от Кайского коммерческого тракта, идущего от г. Слободского к с. Кайгородскому, считается самым бедным, всегда голодным, изобиженным от природы во всех отношениях». Санитарный врач А. Радаков в конце прошлого века побывал в Кайской волости. Вернувшись из поездки, он писал: «Урожайным годом жители этой местности называют тот, в который хлеба достаёт до половины зимы. О мясе крестьяне не имеют почти понятия, едят один сухой хлеб, в который примешивают кору, отруби и т.п., зерно перемалывается на ручных жерновах самым первобытным образом. Печёный хлеб имеет вид куска грязи. Перевес смертности над рождаемостью равняется 53 процентам. При таких условиях народонаселение Кая может вымереть с небольшим в 40 лет». (Забегая вперёд, скажем, что в 1956 году рождаемость в Кайском районе превышала смертность на 363,5%, было сыграно 529 свадеб.)
  С давних времён Кайский край был традиционным местом ссылки. Сюда ссылали бунтующих студентов, крестьян, неугодных правительству людей. Русский врач Н.Я. Новомбергский собрал множество документов, относящихся к царствованию Алексея Михайловича. Некоторые из них были опубликованы в книге под названием «Колдовство в Московской Руси XVII столетия» (СПб.,1906). Вот один эпизод из этого документального сборника, касавшийся истории самой царской семьи: в 1639 году, согласно царскому указу, повелевалось «золотную мастерицу Дашку Ламанову с мужем её Стёпкою Ламановым… сослати в Сибирский город на Пелым; да золотную ж мастерицу Дунку Ярышкину с мужем её да сыном да дочерью сослати в Каргополье; а …колдуней Манку Козлиху да Дунку слепую да Феклицу слепую ж с мужем Гришкою сапожником разослати в городы: Манку Соликамской, а Феклицу с мужем на Вятку, а Дунку в Кайгородок».
  В декабре 1898 года по распоряжению вятского губернатора в село Кай Слободского уезда был сослан «рыцарь революции» Ф.Э. Дзержинский, который с августа 1898 года отбывал ссылку в городе Нолинске. Власти надеялись, что сослав Дзержинского в этот «медвежий угол», они изолируют его от внешнего мира. Однако тот, будучи больным, оторванным от друзей и родных, не прекращает борьбы. На своей квартире он организует небольшой кружок, где тайно собираются революционно настроенные кайгородцы. Дзержинскому удаётся установить связи с рабочими Кирсинского завода, а также с политическими ссыльными других городов губернии. Как доносило Кайское волостное правление слободскому исправнику, «Дзержинский занимался писанием жалоб и прошений, также и заявлений от крестьян во многие учреждения и должностным лицам». За адвокатскую и пропагандистскую работу Дзержинского хотели привлечь к ответственности, но не успели. 28 августа 1899 года он совершает хорошо продуманный побег. Спустя полгода после побега из Кая, когда Ф.Э. Дзержинский находился в Варшавской крепости, он писал сестре: «Летом в Кайгородском я весь отдался охоте. С утра до поздней ночи, то пешком, то на лодке, я преследовал дичь. Никакие препятствия меня не останавливали… Ты думаешь, может, что эта охотничья жизнь хоть сколько-нибудь меня успокоила? Ничуть! Тоска моя росла все сильнее и сильнее. Перед моими глазами проходили различные образы прошлого и еще более яркие картины будущего, а в себе я чувствовал ужасную пустоту, которая все более возрастала… Эта жизнь в Кае отравляла меня…».
  Как видим, местное население не только относилось к ссыльным вполне лояльно, но заводило с ними чуть ли не дружбу. Правда, в начале обстановка для ссыльных на местах была неблагоприятной, это объясняется тем, что местных жителей предупреждали, что к ним везут на поселение воров и грабителей, и советовали им зорко следить за своим имуществом и остерегаться общения с ними. У кайских крестьян особого имущества не было, а избежать общения с ссыльными было практически невозможно, ведь последние жили на частных квартирах, так что к политическим быстро привыкли и остерегаться их перестали.
  Зёрна, брошенные Дзержинским в далёком Кае, дали свои плоды. После его побега в это захолустье были направлены новые политические: Засовин, Каменский и Дубинский, которые, как и Дзержинский, организовали кружок из молодых крестьян, где обсуждали текущие события и пели революционные песни. Результатом агитации стало брожение среди крестьян, приобретение красного флага и намерение разбить винную лавку. Так называемое «восстание» в селе Кай произошло в августе 1906 года. Под руководством врача Соколова вечером 18 августа кайские парни и девушки до 11 часов пели революционные песни, а потом направились к квартире урядника. Столкнувшись со стражниками, они вели себя агрессивно, вынудив их применить оружие и ранить двоих крестьян. Врач Соколов, перевязав раны пострадавшим, открыл митинг, который продолжался до утра. Когда 19 августа утром крестьяне собрались в волостное правление, Соколов прочитал им «Выборгское воззвание» и предложил взять власть в свои руки и составить дружину для своей защиты. Прибывшим полицейским предложили сдать оружие и немедленно убыть из села. После этого было объявлено о создании в селе «Кайской вольной республики». Отстранив от власти старшину, крестьяне собрали волостной сход, на котором приняли решение не платить подати и не подчиняться полиции. «Восставшие» на несколько дней установили патрули и контроль над почтой и чиновниками. Эпилог этой «Республики» таков: Соколов скрылся, спустившись по Каме на лодке, урядник и стражник за невыполнение своего долга и трусость преданы суду, а некоторые крестьяне арестованы. Так называемая «Кайская республика» просуществовала всего девять дней. Но до сих пор в Кае (теперь уже Верхнекамского района), в том самом доме, где жил сосланный Дзержинский, существует музей, совсем недавно переименованный в «Музей истории села Кай». Перед домом по-прежнему стоит памятник «рыцарю революции» (в 2006 году его даже заново отлили и установили при негласной поддержке ФСБ). В сентябре 2007 года, когда отмечалось 130-летие со дня рождения Ф.Э. Дзержинского, в Кае прошли праздничные мероприятия с участием представителей ФСБ.

Вятлаг: 70 лет в истории Кайского края

  Этот ссыльный район не потерял своё назначение и в годы политических репрессий XX века. В феврале 1938 года был издан приказ № 020 по Наркомату внутренних дел Союза ССР. Он предписывал создать на северо-востоке Кировской области Управление Вятского исправительно-трудового лагеря (ИТЛ) НКВД СССР. Именно эта дата стала официальной и юридически обоснованной точкой отсчёта истории Вятлага.
  Общеизвестно, что система исполнения уголовных наказаний (реализация приговоров и решений судебно-карательных органов, размещение, содержание осужденных и т.п.) является непременным элементом правоприменительной политики и практики нового государства, вне зависимости от его экономического и социально-политического устройства. Как гласит народная мудрость: «Худое дело тюрьма, да без неё – нельзя!»
  С конца 1930-х годов по настоящее время неотъемлемой составной частью отечественной уголовно-исполнительной системы, одним из её структурных звеньев являлось и остаётся учреждение К-231, ранее Вятский ИТЛ (Вятлаг) НКВД-МВД СССР, Вятское управление лесных исправительных учреждений Управления исполнения наказаний Министерства юстиции РФ по Кировской области, а ныне – УРУОУХД (Управление по работе с учреждениями с особыми условиями хозяйственной деятельности) УФСИН РФ по Кировской области. История его создания напрямую связана с политической обстановкой в стране в 1920-х – 30-х годах прошедшего века. Своими истоками эта история восходит к 1931 году. Тогда, в рамках первого пятилетнего плана и с применением в качестве «рабочей силы» репрессированных из числа так называемого «кулацкого элемента» была закончена прокладка линии железной дороги на дистанции «Яр – Фосфоритная». Верхнекамье получило выход на Транссибирскую магистраль, то есть – стабильное транспортное сообщение практически со всеми регионами страны.
  Затем принимается решение о продолжении строительства железной дороги далее на север (станции Верхнекамская – Заводская – Лесная – Има). Проект получил наименование «Гайно-Кайская железная дорога». Стратегическая цель – интенсивное освоение залежей полезных ископаемых. В первую очередь, месторождения фосфоритов и лесных ресурсов региона.
  На станции Фосфоритной и в её окрестностях разворачивается соответствующая административно-хозяйственная база, размещаются «рабочие контингенты». Состояли они в основном из спецпоселенцев – раскулаченных крестьян и других «социально чуждых элементов», этапированных в кайские леса из различных районов Нижегородского края, который включал тогда в свой состав и значительную часть территории нынешней Кировской области. По месту дислокации штаба нового подразделения (г. Вятка, с 1934г. – Киров) оно и получило сокращённое (впоследствии ставшее нарицательным и перешедшее «по эстафете» к новому ИТЛ) название – «Вятлаг».
  В условиях осложнения внутренней и международной обстановки, обострения в связи с этим политической борьбы в правящем эшелоне страны, Политбюро ЦК ВКП(б) принимает 2 июля 1937 г. инициированное Сталиным постановление № 51/94 – «Об антисоветских элементах». В соответствии с этим постановлением 31 июля издаётся приказ НКВД СССР № 00447 – «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Приказом устанавливаются 8 категорий лиц, подлежащих интернированию, назначается срок начала операции (5 августа 1937г.) и определяется предполагаемое количество репрессируемых – около 260000 человек, в том числе подлежащих расстрелу – 72950, заключению в исправительно-трудовые лагеря – 186000. Позднее, решением Политбюро от 31 января 1938г., количественные параметры репрессий были существенно увеличены.
  В целях размещения «репрессированных по второй категории», а также использования их «для нужд народного хозяйства и оборонной промышленности» Совет Народных Комиссаров СССР постановлением от 12 августа 1937г. обязал Наркомат внутренних дел организовать 6 новых лесозаготовительных лагерей, в числе коих и Вятский ИТЛ. До 1 октября в каждый из них предписывалось завезти не менее 5 тысяч заключённых. Они нужны были для проведения подготовительных работ, для приёма в дальнейшем не менее 15 тысяч человек в каждый ИТЛ. С 1 января 1938г. они должны были приступить к основным работам на лесозаготовках. На операцию были выделены из резервного фонда Совнаркома 75 миллионов рублей.
  Непосредственные пенитенциарные задачи перед вновь организуемыми «исправительными» лагерями не ставились, т.е. об исправлении речи не шло. Карательно-репрессивная их функция подразумевалась как бы сама собой, а на первый план выдвигались конкретные производственно-хозяйственные цели. Это вполне вписывалось в насаждающуюся в то время в стране систему принудительного труда: от возрождения крепостного права на селе – до применения лагерной рабочей силы в промышленности (прежде всего – в добывающей и лесозаготовительной отраслях), а также в гражданском и военном строительстве. Поздней осенью 1937г., под непосредственным руководством специальной бригады Главного управления лагерей и трудовых поселений (ГУЛАГа) НКВД СССР, возглавленной полковником Полисоновым, началось временное размещение в посёлке Рудничный вновь создаваемого Управления Вятского ИТЛ, а вдоль линии железной дороги – сооружение лагерных пунктов (как правило – в палаточном варианте): № 1 (посёлок Рудничный), № 2 (посёлок Сорда), № 3 (станция Малый Созим), № 4 (поселение Полевой-2), № 5 с примыкающим лесозаводом (станция Лесная), № 6 (станция Брусничная), № 7 со спецподкомандировкой (поселение Ягодный), № 8 (поселение Заречный),№ 9 (станция Мурис), № 10 (станция Фосфоритная и бывший трудпосёлок № 7 – Старцево), № 11 (станция Верхнекамская) и № 12 (станция Има). Одновременно форсируются работы по строительству Гайно-Кайской железной дороги (ныне ведомственный подъездной железнодорожный путь) проектной протяжённостью 280-300 километров. Конечный пункт дороги – село Усть-Кулом (Коми АССР), расчётный годовой грузооборот – 2 млн кубометров древесины.
  Основное назначение лагеря и дороги – это освоение лесных массивов, расположенных на водоразделе рек Камы и Вычегды (по причине невозможности сплава леса по притокам этих рек; участие в строительстве крупного гидроэлектроузла на реке Вычегде; обеспечение рабочей силой «особого строительства № 4 НКВД СССР» (Кайский целлюлозный завод с намеченной производительностью 20 тонн небелёной целлюлозы в сутки и с годовой потребностью в сырье и топливе в объёмах: балансы – не менее 46000, дрова – не менее 88000 кубометров. Правда, второй пункт со временем, в силу разных причин, «ушёл» из повестки дня, а вот две другие задачи оставались актуальными на протяжении десятилетий).
  В январе 1938г. Вятлаг принял на специальный счёт первый этап с заключёнными. Это были несколько сотен человек, прибывших из г. Кирова. Затем начали поступать массовые этапы из других регионов страны: из Тулы, Карелии, Ленинграда, Смоленска, Киева, Махачкалы, Горького, Харькова, Тбилиси, Ростова-на-Дону, Майкопа, Красноярска, Барнаула, Грозного, Москвы, Свердловска, Саратова, Краснодара и т.д.
  К началу февраля в лагере насчитывалось уже более 2000 заключённых, к первому марта около 7000, к концу 1938г., около 19000, а к началу 1940 года уже более 20000. Около половины вновь прибывших «спецконтингентов» составляли так называемые «враги народа» и «социально опасные элементы» – лица, осужденные по составам «контрреволюционных преступлений», предусмотренных статьёй 58 действовавшего тогда Уголовного кодекса РСФСР и соответствующими статьями уголовных кодексов других союзных республик. К этой же категории примыкали репрессированные по не менее известному постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года («экономическое контрреволюционное вредительство»). Остальную часть формирования лагерного населения ИТЛ составляли приговорённые к лишению свободы за бытовые и чисто уголовные преступления (убийства, грабежи, воровство, хулиганство и т.п.). Впоследствии постатейный состав спецконтингента, содержащегося в лагере, претерпевал, конечно, изменения, но вплоть до середины 1950-х сохранялась следующая пропорция: «контрреволюционеры» – от 30% до 40%, «указники» – от 5% до 15%, прочие составы преступлений – от 45% до 65%.
  5 февраля 1938г., после обретения юридического статуса, Вятлагу была отведена необходимая лесосырьевая база. Первоначально на площади почти 552 тыс. гектаров в прилегающих районах Кировской и Пермской областей, а также Коми АССР с ликвидным запасом древесины около 30 млн кубометров. В октябре эти нормативы были пересмотрены в сторону увеличения: площадь стала около 1579 тыс. гектаров, ликвидный запас – более 70 млн кубометров. Предполагавшийся срок эксплуатации выделенной лесосырьевой базы 40-45 лет, амортизационный срок действия Кайского целлюлозного завода – 104 года (завод был построен и стал градообразующим предприятием посёлка Созимский, в конце 90-х гг. XX в. ликвидирован по причине банкротства). Плановые объёмы основного производства (заготовка и вывозка древесины), установленные Вятлагу, - не менее 70 тысяч кубометров в год.
  Первым начальником вновь созданного Вятского управления ИТЛ был назначен Непомнящий Григорий Самойлович, ранее возглавлявший отдел мест заключения Управления НКВД СССР по Ярославской области. Развёртывание и становление лагеря проходило в чрезвычайно сложных условиях.
  Свидетельство очевидца: «…Из свежеспиленного леса в срочном порядке возводились типовые бараки. Мокли на делянках в тайге под дождём, перемешанным со снегом, зэки и охранники отогревали озябшие от топоров и винтовок руки у одного костра. А по ночам и те, и другие мёрзли и ворочались на сырых постелях, проклиная судьбу и мёрзкий северный климат…» (Ситуация ещё более обострилась вследствие катастрофического лесного пожара в середине сентября 1938 года. Двигавшаяся с чудовищной скоростью сплошная стена огня опустошила территорию на десятки километров в округе, уничтожила более 20 тысяч кубометров заготовленной древесины, возведённые к тому времени постройки, значительную часть железной дороги. Не обошлось и без жертв. Среди погибших и пропавших без вести значатся как вольнонаёмные сотрудники, так и заключённые: всего не менее двухсот человек.
  В общем же за первоначальный период существования Вятлага (февраль-декабрь 1938 и 1939 годов число погибших и умерших в ИТЛ заключённых составило около 2500 человек.
  Но, несмотря на все трудности, развёртывание Вятлага и реализация поставленных перед ним производственно-хозяйственных задач осуществлялись в целом в соответствии с «доведёнными директивами и установленными сроками». В октябре 1938г. началось сооружение главного корпуса целлюлозного завода, и уже через 10 месяцев, в августе 1939г. первая очередь этого «особого объекта» была введена в эксплуатацию. В дальнейшем это предприятие будет известно как Кайский целлюлозный завод – градообразующее предприятие посёлка Созимский. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 сентября 1939г. «за отличное и досрочное выполнение правительственного задания по особому строительству № 4» начальник Управления Вятского ИТЛ Иван Иванович Долгих (назначен на должность в марте 1939г.) и начальник политотдела лагеря (с августа 1938г.) Алексей Демьянович Кухтиков были отмечены государственными наградами – медалями «За трудовое отличие».
  7 апреля 1939г. вышла первая партия строителей на сооружение Соцгородка – административного центра Вятлага. Из воспоминаний очевидца Ивана Васильевича Коновалова, инженера-строителя: «…Был тёплый весенний день, хотя ещё лежал снег. Собравшись вокруг пня, строители с интересом рассматривали генплан будущего посёлка. А когда чертёж был свёрнут, застучали топоры и полетела щепа окантованных брёвен. Так началось строительство… посёлка Лесного…» 6 декабря 1939г. Управление Вятского ИТЛ переводится из Рудничного на станцию Лесная – в Соцгородок. 24 июня 1944г. он получает своё современное название – Лесной, а с 28 декабря 1957г. обретает статус посёлка городского типа. В Рудничном позднее было сформировано отдельное исправительное учреждение, не входящее в структуру Вятлага, оно существует и сейчас – это ФГУ ИК-3 УФСИН РФ по Кировской области.
  К середине 1941 г. структура Вятского Управления включала в себя 19 балансовых подразделений, расположенных по линии собственной железной дороги (протяжённость основной магистрали – более 60 километров), а также сельхозлагпункт «Зуевский» (село Мухино Зуевского района). В его составе функционировали лесозавод, центральные механические мастерские, пошивочная фабрика, четыре сельхозподразделения, две базы снабжения, три строительных участка.
  Позднее, в 1943 – 47 годах, в состав лагеря входили также: отдельное сельхозподразделение № 4 – на территории Фалёнского района; базы снабжения – в Средней Азии (город Фрунзе, Киргизия) и в Курской области; временные строительные участки в г. Кирове и на станции Яр Пермской (ныне Горьковской) железной дороги; сенокосные угодья в Омутнинском и Халтуринском (ныне Орловском) районах.
  Заключённых в лагере на 15 июля 1941г. было 19596 человек, в том числе и 1706 женщин. Фактическое наличие кадров, обеспечивающих их содержание 1602 человека, при штатной положенности – 2058. Численность населения п. Лесного 804 человека. Общая площадь жилищного фонда выросла до 30 тысяч квадратных метров, в том числе в Соцгородке – более 5250.
  Постепенно в центральном посёлке были построены необходимые для жизнеобеспечения жилищно-коммунальные и социально-культурные учреждения: средняя школа с интернатом, больница с поликлиникой, детский сад-ясли, клуб с библиотекой, стадион, магазины, столовая, баня с водолечебницей, телефонная станция. В посёлках и зонах лагподразделений появилось свыше 230 жилых зданий, 19 больничных стационаров, 7 клубов, 17 торговых заведений, 6 пекарен, 13 бань и т.п.
  Фактические объёмы производства за 1941 год составили: заготовка леса – 950 тысяч; вывозка – 1029 тыс.; лесопиление – 104тысячи кубометров. Оперативная обстановка в лагере считалась стабильной. Все имевшие место 32 попытки побегов из-под стражи ликвидированы. Трудоиспользование спецконтингента – 82,6%, или на 1,6 пункта выше запланированного; коммерческая себестоимость выпущенной продукции – на 969.000 рублей ниже установленной планом; число умерших заключённых в январе-июне 1941 года – 220 (1,3% к среднесписочному составу); финансовое положение лагеря – удовлетворительное (в остатках на расчётном счёте – до 2,5 млн рублей).
  Кроме разветвлённой структуры исправительных учреждений, в Кайском районе появились спецпосёлки. Разберёмся, что они собой представляли. Сразу после революции 1917 года большевики не решались восстанавливать ссылку для своих политических противников, но время «игры в демократию» быстро прошло, и уже в 1918 году в Москве и Петрограде власти вновь ввели высылку – на срок от нескольких месяцев до года, правда, с правом проживания в губернских городах европейской России. С 1934 года реально всем процессом массовых депортаций ведала система НКВД (позднее – МВД и в начале 1950-х годов – МГБ СССР). Спецпосёлками управляли комендатуры ОГПУ (затем – НКВД-МВД-МГБ) во главе с комендантами, обладающими всей полнотой гражданской власти.
  Нужно сказать, что и вся Россия в целом, и деревня, и крестьянское хозяйство к моменту революции были уже необратимо втянуты в товарно-капиталистическую систему развития. А значит, внутри крестьянства уже давно и далеко продвинулось формирование социальных слоев буржуазного общества: обнищание и пролетаризация превращали все более широкие массы крестьян в бедняков и батраков, а их эксплуатация, в свою очередь, служила основой для роста кулачества. Так как беднота не могла прокормиться собственным хозяйством, она была вынуждена сдавать землю в аренду и наниматься на работу к зажиточным крестьянам и кулакам, арендовать у них рабочий скот и инвентарь. Наём, аренда и сдача в аренду земли, наёмный труд – наиболее распространенные разновидности эксплуататорских отношений в мелкокрестьянском производстве, которые составляли основу существования и роста кулачества в деревне 20-х годов. В 1925-1927 годах, когда социальное расслоение деревни выявилось с достаточной отчетливостью, вспыхнули острейшие споры о его масштабах, характере и последствиях. Кулачество оставалось реальной силой на селе. В 1927 году рост кулачества достиг максимального уровня. Пока в деревне происходили такие события, в стране был взят курс на индустриализацию и укрепление социализма. В сельском хозяйстве началась коллективизация, то есть создание колхозов, ведь без них нельзя было из многомиллионного крестьянства уничтожить капиталистические корни. Нужно было убрать всё, что мешало колхозному строительству. В постановлении ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» предполагалось провести конфискацию у кулаков скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельскохозяйственной продукции и семенных запасов. В этом же постановлении раскулачиваемые делились на три группы : к первой относились участвовавшие в антисоветских и антиколхозных выступлениях – «контрреволюционный архив» (они сами подлежали аресту, а их семьи – выселению в отдаленные районы страны ), ко второй –«крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно выступавшие против коллективизации»(их вместе с семьями выселяли в отдаленные районы), к третьей- «остальная» часть кулаков(она подлежала расселению в специальные поселки). Более половины сосланных крестьян были направлены на самые изнурительные работы – стране нужна была бесплатная рабочая сила. Подобные действия искажали все мероприятие по ликвидации кулачества. Весной 1931 года началась новая волна кулачества. Теперь уже кулаков направляли прямо в спецпоселки на лесозаготовки, рудники.
  Даже путь до спецпоселений уносил жизни людей. Сначала сосланных по железной дороге везли в телячьих вагонах. Затем изнурительный путь на телегах по бездорожью. Кто был моложе, тот шел рядом с обозами. На протяжении всего пути люди голодали, так как нормы питания не соблюдались. И вот люди добирались до поселений. Начиналась новая, совсем чужая и никогда не существовавшая в мыслях людей жизнь. Кто-то жил в землянках, кто-то в бараках. Везде острая нужда в пище, инфекционные заболевания, тяжелый труд
  В 1932 – 1934 гг. в Кайском районе появляются поселки № 7 – Ожмегово и № 8 – Скачок. Спецпоселок Скачок находился в 47 км от села Лойно, в нём проживали польские осадники, а также высланные из Западной Украины, Западной Белоруссии – 111 семей (519 человек).
  В спецпоселениях был строгий режим. В постановлении «О правовом положении спецпоселенцев» говорится, что все трудоспособные поселенцы обязаны заниматься общественно полезным трудом. Они не имели права без разрешения коменданта отлучаться за пределы поселения. Самовольная отлучка рассматривалась как побег и влекла за собой ответственность в уголовном порядке. Главы семей, или лица их замещающие, в трехдневный срок должны были сообщать обо всех изменениях, происшедших в составе семьи. За нарушение режима и общественного порядка в местах поселения спецпоселенцы подвергались административному взысканию в виде штрафа до 100 рублей и ареста до 5 суток. Для борьбы с побегами был создан специальный оперативно-розыскной отряд штатной численностью 160 человек. Каждый взрослый спецпоселенец давал расписку об уголовной ответственности за побег, которая подшивалась в его личное дело. Для гласного надзора назначались старшие бараков, дворов и общежитий. Руководители работ, бригадиры и мастера, в случае невыхода на работу, немедленно докладывали коменданту. У каждого спецпоселенца отбирался паспорт, и выдавалась «справка спецпоселенца».
  В. Бердинских в книге «Спецпоселенцы» пишет: «Клеймо «врага» обязывало коренное население и территориальные власти, руководителей хозяйственных организаций относиться к поселенцам-«чужакам» жестоко и беспощадно. Этих людей посылали «к чёрту на рога» не жить и работать, а страдать и умирать – об этом откровенно говорили местные чиновники, встречая всё новые и новые спецпереселенческие этапы. Дискриминация в оплате труда, ужасные жилищно-бытовые и социальные условия, постоянные перемещения с одного пристанища на другое – всё это также удручающе сказывалось на работе поселенцев. Для них создавались критические, невыносимые условия существования.»
  Однако это утверждение уважаемого автора требует дополнения. Местное население также подвергалось репрессиям. 29 апреля 1930 г. особой тройкой при ПП (полномочный представитель) ОГПУ жители села Лойно крестьяне-единоличники Никита Семёнович и Александр Никитович Ефимовы (отец и сын), а также А.Е. Ефимов сосланы в ссылку на три года. Спустя полгода, 15 ноября, «единоличники» П.Н. Ефимов из Лойно, А.Т. Лузянин из деревни Бардинская Волосницкого сельсовета тоже осуждены на три года ссылки, а П.Е. Власов из деревни Тихово на 10 лет заключения в концлагерь. В 1930 – 1933 гг. разные сроки лишения свободы или ссылки получили 43 жителя Кайского района. Местных крестьян силой загоняли в колхозы, хотя некоторые, несмотря на репрессии и притеснения, большие налоги, сопротивлялись до последнего. О последнем единоличнике Кайского района писала газета «Кировская правда» в 1935 г.: «Недавно в колхоз им. Ворошилова вступил последний единоличник Ефим Степанович Вольгин. Он несколько лет приглядывался к колхозу и всё не решался вступать…» . В.А. Бердинских пишет: «Жизнь людей на поселении была тягостной и беспросветной: адский быт, грязные и холодные бараки, ветхие дома-времянки и землянки, удручающая нищета. Зарплату выдавали с опозданием и в уменьшенном размере по сравнению с вольнонаёмным населением, а в колхозах не платили за работу вообще, рассчитываясь мизерным количеством продуктов питания на трудодни». Автор забыл добавить, что точно в таких же условиях здесь жило и местное население. Может быть, вольнонаёмным и платили чуточку больше, но ведь они и не были ни ссыльными, ни раскулаченными, ни осуждёнными. Писатель Н.Ф. Васенев вспоминал, что в 1935 году, будучи в селе Лойно (тогда это село было центром Кайского района), он ещё видел курную избу, чёрную баню и медный держатель лучины для освещения. Работали все, даже дети, кроме престарелых и больных.
  В книге «Спецпоселенцы» В. Бердинских приводит в качестве примера рассказ о судьбе спецпереселенца Н.И. Киселёва (воспоминания записал бывший спецпоселенец В.И. Пеплов): «… в 1934 году послали в Спецпоселок Рудник на север края… Посёлок встретил Киселёвых неласково. Везде беглые, да сосланные. Комендант Дунин дал Киселёвым квартиру в знаменитом 58-м бараке у кирпичного завода. Жили тесно – в двух комнатушках девять человек. Но жизнь шла своим чередом, и в 1942 году Николая Киселёва призвали на фронт, как и многих его друзей из спецпоселенской молодёжи. Воевал. Награждён. Ранен. После войны демобилизовался и вернулся в Рудничный, где и проработал всю жизнь». Далее в книге «Спецпоселенцы» идёт рассказ о самом В.И. Пеплове, написавшем поэму «Крик журавлиный», посвящённую истории раскулачивания его семьи. К столь драматическому рассказу «бывшего спецпоселенца В.И. Пеплова» хочется добавить, что Николай Киселёв до самой смерти действительно жил и работал в Рудничном, был на хорошем счету, никогда ни от кого не слышал упрёков в том, что он из семьи ссыльных. Ныне в Рудничном проживает его родной брат Пётр Иванович Киселёв, который также не может вспомнить ни одного случая притеснения со стороны местных жителей. Сам Валентин Иванович Пеплов, сосланный ещё ребёнком в Кайский район вместе с родителями, после окончания Рудничной школы ушёл на фронт, а после демобилизации много лет не только преподавал в этой же школе, но и долгое время был её директором. Вместе с ним работали и другие преподаватели из числа репрессированных – какое уж тут притеснение! Вообще кажется странным, что большинство исследователей забывают указать, что Рудничный не строился как спецпоселок или первоначальный вариант столицы Вятлага – посёлка Лесной. Рудничный – посёлок горняков, сразу после Октябрьской революции неподалёку от него начали добывать фосфоритную руду, спецкомендатура появилась здесь, когда посёлок уже стремительно развивался.
  Военные годы – самый тяжёлый период существования Вятлага (возглавлял его с июля 1941г. лейтенант, а затем капитан государственной безопасности Ной Соломонович Левинсон). Учреждение внесло свой (и немалый) вклад в дело помощи фронту. Для нужд обороны поставлялись пиломатериалы, шпалы, специальные сортименты (авиационная берёза и сосна, укупорка, ружейные болванки и ствольные накладки, палубник, понтонник) и другая лесопродукция. Среднегодовые объёмы поставок только спецсортиментов составляли десятки тысяч кубометров.
  В центральных ремонтных мастерских с июля 1942 г. «по специальному заказу № 2» Госкомобороны было организовано производство металлических деталей для артиллерийских снарядов и мин (850 изделий в сутки, на общую сумму около 500 тысяч рублей в год). Бывший узник Вятлага Д. Панин писал об этом так: «для выполнения военного заказа на управленческом пятом лагпункте было срочно построено деревянное здание каркасно-засыпного типа… невольно и неожиданно для себя я стал первым лицом, так как, оставаясь главным механиком, их контрольного мастера превратился в начальника отдела технического контроля… Для обеспечения бесперебойности работы мне и ещё нескольким инженерам выдали пропуски на бесконвойное хождение. Начальник управления лагеря майор Левинсон почти каждый день заходил в мастерскую в мой отдел и, обращаясь ко мне, задавал один и тот же неизменный вопрос: «как с выполнением плана, Панин?»
  Пошивочной фабрике было доведено задание по изготовлению продукции для нужд действующей армии – на сумму 200 тысяч рублей. В гончарной мастерской (4-й лагпункт) изготавливалась глиняная посуда, в цехах ширпотреба (лесозавод, лагпункты №№ 2, 3 и 6) – мебель, лыжи, другой спортинвентарь, производилась простейшая обувь на деревянной и автопокрышечной подошве. Немалую долю в «обувном сортименте» составляли лапти: задание по их изготовлению на 1943 г. – 30.000 штук.
  В фонд обороны отправлялась и продукция подсобных сельских хозяйств – картофель, капуста, турнепс, морковь, свекла, овёс, ячмень, махорка, а также дары леса – плоды шиповника, грибы, ягоды, лекарственные травы. В масштабах заготовок «дикорастущих» могут дать представление плановые задания на 1942г.: ягоды (разные) – 30 тонн, грибы – 20 т., плоды шиповника (в сухом виде) – 20 т., лекарственные травы и мхи – 1,4 тонны.
  За годы войны в состав действующей армии были мобилизованы около 500 заключённых и более 1700 вольнонаёмных работников ИТЛ. Около пятисот из них погибли на полях сражений, умерли в госпиталях, пропали без вести в военном лихолетье. За тот же период в Вятлаг прибыли около 350 эвакуированных жителей из Ленинградской области, Карелии, Прибалтики и других прифронтовых регионов, а также несколько тысяч заключённых из дислоцировавшихся на этих территориях колоний и лагерей.
  Всего же в течение только первых военных лет в Вятский ИТЛ поступило свыше 40000 заключённых и более 8000 «трудмобилизованных» этнических немцев. За тот же период выбыли из лагеря соответственно 45000 заключённых и около 5000 немцев-«трудармейцев». Кроме этого, при Вятском ИТЛ с 1943-го по 1947 годы функционировал лагерь для военнопленных № 101, состоявший из шести подразделений общей наполняемостью до 4000 человек, в Рудничном действовал спецлагерь (госпиталь) для военнопленных № 3171.
  В осенне-зимние периоды на лесозаготовки в лагере привлекались также мобилизованные военкоматами колхозники – те самые коренные жители (в преобладающем большинстве – женщины) – и «гужевая сила» (лошади) из прилегающих к Верхнекамью районов до 900 человек и 600 лошадей ежегодно. В мае 1943г. в Вятлаг этапированы из Вологодской и Омской областей несколько сотен мобилизованных «трудпереселенцев» из числа ранее раскулаченных крестьян. В распоряжение Вятлага были переданы также «для использования на работах по вольному найму» так называемые «директивники» – около 1500 освобождённых (по директиве НКВД и Прокуратуры СССР от 29 апреля 1942г. № 185) досрочно или после отбытия срока заключения, у которых изымались паспорта и брались подписки «о невыезде за пределы ИТЛ до конца войны»; часть «директивников» была затем мобилизована на военную службу, а большинство оставалось и «трудиспользовалось» в лагере вплоть до 1946 года.
  В силу разного рода причин (в основном – объективных) в военные годы резко ухудшились условия содержания в ИТЛ, что привело к беспрецедентному росту заболеваемости и смертности среди заключённых. Из сообщения начальника Вятлага Н.С. Левинсона в Кировский обком ВКП(б) от 18 февраля 1942г.: «…В связи с отсутствием необходимых продуктов всё котловое довольствие лагеря …производится только мукой и крупой, так как рыбы, жиров, овощей, мяса и картофеля лагерь не имеет. В результате, несмотря на принятые меры по улучшению бытовых условий содержания заключённых и сокращению группы «В» (больных) … смертность в лагере не сократилась. Динамика смертности: умерло в ноябре 1941г. – 389 человек, в декабре – 699 человек, в январе 1942г. – 1.111 человек…» Просьба руководства Вятлага о срочной помощи продовольствием, обмундированием, фуражом осталась, по существу, без ответа. Лагерь был поставлен в условия самовыживания. И результаты не замедлили сказаться: за 1942г. в Вятлаге умерли более 7000 заключённых и 780 мобилизованных немцев, за 43-й, соответственно, 4500 и 570 человек. Основные причины смертности (свыше 80% случаев) – элементарная дистрофия, пеллагра, авитаминоз, туберкулёз и воспаление лёгких, проще говоря – голод и холод.
  Но вот свидетельство архангелогородца Ивана Яковлевича Проурзина, бывшего секретаря Ненецкого окружного комитета ВКП(б), приговорённого в 1938 году по пунктам 7 и 11 статьи 58 УК РСФСР («контрреволюционное экономическое вредительство») к 25 годам лишения свободы (освобождён и реабилитирован в 1954 году): «…Самыми тяжёлыми (в Вятлаге – В.В.) для меня были годы Отечественной войны. Угнетали не материальные лишения, а осознание своей отрешённости от активного участия в обороне Родины от фашистского нашествия. На троекратные просьбы о посылке на фронт получил отказ. Не желая остаться в стороне от великого долга, я решил своим трудом помогать фронту и пошёл работать лесорубом. И пошёл не один. У нас создалась бригада лесорубов-рекордистов, принявшая обязательство и сдержавшая слово – давать ежедневно двойную выработку. Все годы войны бригада отработала в лесу, не нарушив своего слова. По её примеру в Вятском лагере развернулось широкое движение за высокую выработку, выдвинувшее этот лагерь в число передовых лесных лагерей в те военные годы. На мою долю приводится около 12 тысяч кубометров древесины, заготовленных в те годы моим трудом… После войны несколько лет работал техноруком и помощником технорука в различных подразделениях, помогая в таких важных усовершенствованиях производства лесозаготовительной промышленности, как организация правильной лесосеки, налаженной по примеру и типу промышленного предприятия, введение круглогодичной непрерывной заготовки леса, внедрение новой техники, новых механизмов на лесозаготовках (электропилы, тракторная трелёвка), в чем Вятский лагерь в своё время добился больших успехов…»
  А вот свидетельства другого «узника» Вятлага, Дмитрия Панина, который прибыл на первый комендантский лагпункт Вятлага 28 августа 1941 года Цитаты из его книги «Лубянка – Экибастуз» мы оставим без комментариев. «Через неделю после нашего приезда склады лагеря опустели, и питание стало резко ухудшаться. Теперь нам давали черпак жидкой баланды и черпачок немного более густой кашицы. Продовольственные посылки были запрещены с первых же дней войны, и все держались только на хлебе» (с. 84). «Инженеры из нашего этапа… были старше нас лет на десять. Когда подавали платформу с лесом для погрузки, они прямо рвались в бой, хватали самые тяжёлые брёвна и, пыжась изо всех сил, закатывали их вверх по наклонно положенным лежням. Мы же в это время беседовали, посмеивались, отдыхали и иногда подавали брёвнышко полегче. С лагерной точки зрения, их поведение было глупо, ибо норму выполнять было не обязательно» (с. 87). «Трудно себе представить рабовладельца, который выгонял бы на работу за шесть-восемь километров от жилья в морозы, пургу, глубокий снег 35000 истощённых человек, лишив их при этом на шесть дней питания. Здесь, в Кайских лесах, это чёрное дело вершили какие-то незаметные, плюгавые, серенькие, ничтожные людишки» (с. 102). «В лагере было много латышей… им удалось захватить полные чемоданы одежды, сала, папирос… первое время нарядчики их не трогали, так как им было чем откупиться. За лагерным обедом они пока ещё не ходили и проводили время, куря длинные папиросы и беседуя друг с другом. Когда сало кончилось, нарядчики, косясь на их чемоданы, стали вызывать на работу. Тогда в ход были пущены костюмы, пальто, шубы невиданной заграничной выделки и качества. Часть имущества пошла нарядчикам для откупа от работ, а большая – на покупку хлеба и жира. Скоро жители кайских и окрестных деревень оделись – за кусочки сала, простой чёрный хлеб – в невероятно роскошные одежды» (с. 114). «Зимой первого года войны я добросовестно трудился и не задумывался над результатами своей деятельности. Будучи контрольным мастером, я подписывал туфтовые наряды…» (с. 145). «Много российских людей жили мечтой о войне, которая даст толчок к освобождению. Эта мысль помогала переносить мучения. Поэтому почти пять миллионов солдат сдались в плен немцам в первые месяцы войны. Первое время заключённые лагерей жили той же мечтой: вступить в ещё не родившуюся тогда российскую освободительную армию и вместе с другими русскими людьми вести борьбу за спасение остальной страны» (с. 167). О побеге с целью перехода линии фронта и создания русской освободительной армии. «В условиях дикой, невиданной в истории, шпиономании появление во время войны двух мужчин в цветущем возрасте, да ещё и в подозрительной одежде, было бы прекрасной мишенью для специально выдрессированного населения, проживающего в округе» (с. 186). «Летом 1942 года заблудились два мальчика лет по пятнадцати, родители которых были вольнонаёмными в «соцгородке». Их попробовали искать, но безуспешно… Скорее всего, они либо утонули в болоте, либо провалились в трясину, обессиленные от голода» (с. 189). О побеге одного из заключённых. «Его побег был настолько необычен, что именно этим он и сбил с толку искавших его оперативников. Не сворачивая в лес, он попёр прямо по дороге, которая привела его в деревню. Там на него никто не обратил внимания. Одеты тогда все были ужасно: в лагерных телогрейках и бушлатах ходили многие ми в городах, не говоря об окрестных деревнях. Минуя лагпункты, он в открытую переходил из деревни в деревню. Так длилось около недели. Подвёл его призывной возраст, и после проверки документов он был водворен в лагерь» (с. 191). «До меня… доходили намёки, что кое-кто из заключённых контролёров облагает данью вольнонаёмных работников нашего отдела» (с. 195) «На первом лагпункте молодой малый… чем-то там не угодил и попросил взять его ко мне в отдел… я оформил его перевод. Использовать его мы собирались на воровстве картошки с огородов чекистов и сановников» (с. 204-205). «…Он обнаружил котелок с гречневой кашей, которую мы варили по очереди… в тумбочке» (с. 213). «Начальником тюрьмы был парень, который пришёл недавно с фронта: на руке его оставались ещё следы ранения» (с. 249). «Нас, двадцать восемь заключённых, привлечённых за «попытку вооружённого восстания», продержали в лагерной тюрьме Вятлага одиннадцать месяцев… умер лишь один. Это объясняется тем, что в это время началась продовольственная помощь Америки… Американские продукты, естественно, не попадали к нам, но их наличие на лагпункте создавало возможность поддержать нас с помощью больничных пайков…» (с.255-256). «Американская помощь позволила к лету сорок четвёртого поднять питание не только количественно, но и качественно. Появилась настоящая мука, растительное масло, яичный порошок… для поощрительных пайков даже начали делать пончики. Штатные повара не справлялись, после работы на производстве на кухню приглашались женщины» (с. 275). «При всех своих недостатках лагерные санчасти в самых уродливых вариациях содержали всё-таки в себе элементы милосердия… Кого-то устроят санитаром, «лепилой», уборщиком; многих поддержат выданным вовремя освобождением от работ; кого можно – сактируют; кому-то выпишут дополнительный больничный паёк… При этом следует иметь в виду, что деятельность санчасти проходила под бдительным оком «опера», прямого лагерного начальства, надзорсостава и всевозможных стукачей» (с. 268). «В конце сорок второго мне как-то в лагере показали плюгавого, но разодетого во всё заграничное зека, который шёл нам навстречу» (с. 269).
  Ситуацию удалось изменить к лучшему только в первой половине 1944 года, благодаря решительным и порой сверхжёстким мерам, предпринятым вновь назначенным начальником Управления ИТЛ полковником А.Д. Кухтиковым. Именно при нём было достигнуто практически полное самообеспечение лагеря основными продуктами питания, многими видами вещевого довольствия, мебелью и другими предметами первой бытовой необходимости, существенно укреплены режим и дисциплина, получила развитие социально-бытовая сфера в центральном посёлке и подразделениях.
  За три года руководства Вятлагом Алексей Демьянович сумел сделать многое. Он лично вникал во все мелочи лагерной жизни, последовательно, твёрдо осуществлял порой нестандартные, но действенные подходы к решению множества её проблем, находил для этого умелых, грамотных исполнителей, прежде всего - из числа «спецконтингента», заключённых и трудармейцев. Благодаря А.Д. Кухтикову были спасены от гибели и получили возможность заниматься (пусть и в условиях несвободы) своей непосредственной профессиональной деятельностью многие и многие высококвалифицированные инженерно-технические и медицинские работники, талантливые артисты, музыканты, художники. По его инициативе были организованы музыкально-драматический театр и художественно-промышленная мастерская, дом отдыха для сотрудников и стационарные оздоровительно-профилактические пункты для заключённых и трудармейцев, учреждены постоянно действующие выставки продукции сельского хозяйства и товаров ширпотреба (от лаптей – до музыкальных инструментов), завершены электрификация и радиофикация лагеря, получили масштабное развитие такие экзотические для здешних мест отрасли сельского хозяйства, как садоводство и цветоводство. На несколько километров были разбиты яблоневые сады, ягодники и цветники, в теплицах выращивались дыни и арбузы, на специальных участках отрабатывалась агротехника получения рекордных урожаев картофеля и овощей (томатов, огурцов и др.). Именно Кухтиков своими правами в июне 1944 г. присвоил центральному посёлку Вятлага его нынешнее название – Лесной. Под его хозяйским взглядом Лесной к началу 1950-х годов превратился в своеобразный (с поправкой на «гулаговскую» специфику) «островок цивилизации» посреди кайских болот. В начале 1947 г. он был назначен начальником одного из крупнейших в системе ГУЛАГа – Воркуто-Печёрского ИТЛ (г. Воркута, Коми АССР).
  Все тяготы военных лет: голод, холод, разруху, болезни, изнурительный труд, в полной мере испытали на себе и те жители Кайского района, которые никоим образом к «спецконтингенту» не относились. Все, кто не ушёл на фронт, вместе с детьми и подростками трудились в колхозах и на лесозаготовках, работали на фосруднике, в военном госпитале в Рудничном. Огромное количество воспоминаний верхнекамцев собрано в районном историческом музее, музее истории села Кай, школьных краеведческих музеях, опубликовано в районной газете «Прикамская новь». Из этих воспоминаний следует, что никому в военные годы легко не было, все жили на пределе сил. Не было у местного населения ни злобы, ни ненависти к сосланным в Кайский район этническим немцам, прибалтам, гражданам других национальностей, осуждённым по политическим мотивам
  По данным на 20 июня 1952 года, в 12-ти северных районах Кировской области (в том числе и в Кайском) размещались 19 спецкомендатур с 9077 спецпоселенцами. В. Бердинских пишет: «Известно, что земледелие в северных таёжных районах Кировской области – занятие не только рискованное, но очень трудоёмкое и малоэффективное. Урожай, как правило, невелик, а то и просто убыточен (собирают меньше, чем сеют). Распахивать здесь целину – дело также безнадёжное. Но именно этим безнадёжным и практически бесплотным делом и приходилось заниматься среди северных вятских болот и лесов сотням «спецземледельцев». В точно таких же условиях приходилось работать тысячам кайских колхозников (а колхозов здесь было организовано большое количество – практически в каждой деревне). Колхозники были обязаны выполнять плановые задания. На работы в поле, на сенокосе, на лесозаготовки привлекались все местные школьники (многие теперь вспоминают, что понятия не имели о каникулах). Дети колхозников и рабочих трудились наравне со взрослыми, чаще всего почти ничего не получая за свой труд.
  Пока был жив И.В.Сталин, изменение политического режима было невозможно. С приходом к власти Н.С. Хрущёва появились условия для преодоления наиболее уродливых проявлений сталинщины. К марту 1953 года в тюрьмах и лагерях находилось 10 миллионов заключённых. В феврале 1956 г. на ХХ съезде КПСС Н.С. Хрущёв выступил с докладом о культе личности, затем. ЦК КПСС принял постановление «О преодолении культа личности и его последствиях». ХХ съезд КПСС положил начало широкой массовой реабилитации миллионов советских людей. За период с 1956 по 1961 гг. было реабилитировано почти 7 тысяч человек.
  В послевоенные годы развитие Вятлага шло по нарастающему вектору. Пик наполняемости его подразделений был достигнут в начале 1950-х годов – 30864 человека. Наиболее характерны для этих лет (непростых для лагеря, сопряжённых с известными серьёзными «перепадами» эпохи послесталинской «оттепели») являлось то, что ядро кадрового состава ИТЛ и немалую часть «спецконтингента» составляли участники Великой Отечественной войны. Суровая жизненная школа, боевой опыт, несомненно, помогали бывшим фронтовикам сохранять выдержку в сложной политической обстановке тех лет, стойко переносить трудности, достойно исполнять свой служебный и человеческий долг. Были среди них личности поистине легендарные, и первым в ряду этих имён стоит Герой Советского Союза Михаил Иванович Тихонов.
  Уроженец Ульяновской области, 19-летний гвардии рядовой М.И. Тихонов был удостоен высшей награды Родины 21 июля 1944 года – за мужество и героизм, проявленные при форсировании реки Свирь (Карельский фронт). После войны Михаил Иванович служил во внутренних войсках, работал инструктором политчасти штаба военизированной стрелковой охраны Вятского ИТЛ; отсюда был направлен на учёбу в Военно-политическую академию. Вышел в отставку М.И. Тихонов в звании полковника, жил в городе Киев. Именно в то время, на рубеже 1940-х – 50-х годов, другой бывший фронтовик, осужденный по ст.58 п.10, заключённый 2 ОЛП Борис Полушин (вошедший затем в историю русской литературы как поэт Борис Чичибабин) писал родным в далёкий город Харьков: «…Люди здесь (в Вятлаге) простые, хорошие и чистые… и жить здесь легче и проще…»
  На протяжении 1938-1956 годов через Вятлаг прошло около 100 тысяч человек, репрессированных по политическим и национальным мотивам, в их числе граждане двух десятков зарубежных государств и 80 национальностей. Судьба многих трагична: более 18 тысяч нашли вечный покой на вятлаговских погостах. Среди бывших узников немало людей, чьи имена достаточно известны: литераторы – Доминик Иосифович Гольман, Юрий Владимирович Давыдов, Антал Гидаш (Венгрия), Дмитрий Михайлович Панин, Борис Алексеевич Чичибабин; артисты и музыканты – Татьяна Кирилловна Окуневская, Рихо Эдурадович Пятс, Павел Александрович Русаков (Поль Марсель); заслуженный тренер СССР по футболу Александр Андреевич Келлер; адъютант маршала Г.К. Жукова генерал-лейтенант Леонид Михайлович Минюк, начальник строительства знаменитого завода «Севмаш» в городе Северодвинске Иван Герасимович Кирилкин; один из авторов проекта не менее знаменитой Магнитки инженер-строитель Самуил Ефимович Изаксон, врачи-хирурги, кандидаты медицинских наук Эдуард Иванович Кальмбах, Михаил Эдуардович Утцаль и многие другие.
  И всё же подавляющее большинство политзаключённых, трудармейцев и спецпоселенцев составляли простые люди, рядовые труженики. Противоправно подвергнутые лишению свободы, они сумели в невероятно тяжёлых условиях сохранить своё человеческое достоинство, отдать все силы, часто последние, на пользу людям, на благо Отечества.
  Происходившие в стране события привели к изменению режима содержания заключённых. Реорганизации подверглась и система лагерей, затронула она и Вятлаг и расположенные на его территории спецпоселения. Мы предполагаем, что причин для оставления места ссылки и высылки было несколько: за честный и добросовестный труд, в результате амнистии, по решению суда о признании невинности ссыльного. Реабилитированным выдавались паспорта, они получали свободу передвижения и могли покинуть место своей ссылки.
  В конце ХХ в. Учреждение К-231 (бывший Вятлаг) претерпело ряд реорганизаций. На сегодняшний день сеть исправительных учреждений Верхнекамского района представлена Управлением по работе с особыми условиями хозяйственной деятельности (УРУОУХД) УФСИН РФ по Кировской области, объединяющим несколько исправительных колоний (центр – п. Лесной), и ФГУ ИК-3 УФСИН РФ по Кировской области (п. Рудничный). По понятным причинам, информация о работе этих учреждений является в основном закрытой. Официально в исправительных колониях Верхнекамского района содержится около 5000 осуждённых за различные преступления. Основной вид деятельности колоний – лесозаготовки, но имеются и сельхозподразделения для производства сельхозпродукции, необходимой для питания осуждённых.
  В последние годы наметилась сильная тенденция к гуманизации пенитенциарной системы. Осуждённые, занятые на различных работах, трудятся в полном соответствии с Трудовым кодексом. Жёстко соблюдаются нормы питания и правила содержания спецконтингента. В большинстве исправительных колоний построены православные храмы или оборудованы молельные комнаты. В качестве аттестованных и вольнонаёмных сотрудников исправительных колоний трудятся в основном местные жители (те самые верхнекамцы, которые после перестройки остались без работы в результате развала сельского хозяйства, ликвидации крупных промышленных предприятий – Верхнекамского фосфоритного рудника, Кайского целлюлозного завода, леспромхозов и др.) Спецпосёлки или канули в небытие (как, к примеру, Скачок) или преобразовались в обычные населённые пункты района (п. Ожмегово).

Спецконтингент и местное население: особенности взаимоотношений

  Вятлаг, безусловно, является одной из самых трагических страниц в истории Кайского края, но одновременно появление сети исправительно-трудовых лагерей на северо-востоке Кировской области явилось мощным толчком для экономического развития этого региона. Уже существующие исследования, научные и творческие работы, направленные на изучение периода сталинских репрессий, пока не создают полной и достоверной картины всего происходившего. Многие опубликованные материалы противоречивы и поверхностны. Более того, в трудах некоторых авторов содержатся сведения, не соответствующие или не полностью соответствующие действительности (приведённые выше цитаты из книги Д. Панина «Лубянка – Экибастуз» – просто оскорбительны и несправедливы по отношению к простым верхнекамцам). На наш взгляд, трудности и лишения, которые выпали на долю репрессированных, хоть и были явлением исключительным по своим массовости и жестокости, но с такими же трудностями и лишениями в 30 – 50-х гг. столкнулся весь советский народ. А кайским жителям, возможно, этих трудностей выпало ещё более, чем жителям других регионов страны.
  Жители Кайского района никогда не были «специально выдрессированным населением», как свидетельствует Д. Панин. Нам не удалось найти старожилов, которые что-нибудь вспомнили бы о продовольственной помощи Америки (пончики из заморской муки, которыми в качестве поощрения баловали заключённых, были для местных жителей делом невиданным – никто и слова такого не знал). Никто не смог припомнить на местных крестьянах «роскошных одежд», выменянных на «простой чёрный хлеб и кусочки сала». Более того, из книги Панина выясняется, что «зеки обкладывали данью вольнонаёмных», а «местные чиновники и сановники» вынуждены были выращивать на своих огородах картофель и овощи для прокорма семьи. И уж, конечно, никто из верхнекамцев не жил «мечтой о войне»…
  Из десятков опрошенных нами старожилов никто не вспомнил и случаев притеснения репрессированных местным населением. Наоборот, кайские жители старались хоть чем-то помочь спецпереселенцам, сосланным и другим категориям репрессированных, невзирая на опасность самим попасть под преследование «за связь с осуждёнными». Хотя среди осуждённых были не только «политические» и безвинно репрессированные, но и обычные «уголовники»…А если вернуться вглубь истории и вспомнить, что предками кайгородцев являлись «разбойники», «государственные преступники», да люди «вольные», то становится понятным спокойное и даже вполне доброжелательное отношение местных жителей к «спецконтингенту».
  После перестройки редактор районной газеты «Прикамская новь» Виктор Алексеевич Бортников начал разыскивать бывших узников Вятлага. Ему удалось отыскать латышку Бенилду Эзерини – её семью репрессировали, когда Бенилда была совсем ребёнком. Результатом многолетней переписки стала публикация цикла статей, посвящённых репрессированным. Так вот, в одном из писем Бенилды Эзерини есть такие строки: «Если будете использовать мои письма, упомяните о том, что люди в Сибири к нам, детям репрессированных узников и смертников Вятлага, относились хорошо. Обязательно об этом скажите. Я помню и несу в своём сердце ту помощь простых русских людей, которые помогали нам в тяжёлые годы репрессий».
  Кстати, многие жители Верхнекамского района и сейчас носят немецкие и прибалтийские (не говоря уж о белорусских, украинских, дагестанских) фамилии – бывшие ссыльные остались в кайских краях, даже когда стало возможным уехать не только за пределы района, но даже страны. Не это ли свидетельство того, что суровый Кайский край стал для этих людей родным? Стоит отметить и такой факт: родившиеся в ссыльных семьях дети, сейчас уже пенсионеры, пользуются, как репрессированные, различными льготами; тогда как родившиеся в то же время в тех же населённых пунктах кайские жители не получают ничего. На соседних улицах родились, вместе выросли, сидели в школе за одной партой (дети ссыльных репрессиям не подвергались, отдельных школ для них не создавали), то есть жили совершенно одинаково, совместно с малых лет работали в колхозе и на лесозаготовках, но государство их заслуги оценило по-разному. Несмотря на это, обиды у коренных верхнекамцев нет.
  Более того, именно жители Верхнекамского района первыми начали собирать материалы об истории Вятлага, о периоде сталинских репрессий для того, чтобы сохранить память о тех страшным годах. В большинстве школ района не прекращается краеведческая работа, в некоторых созданы краеведческие музеи, экспозиции которых постоянно пополняются свежими материалами. Серьёзную работу проводят сотрудники районного исторического музея и музея истории села Кай, корреспонденты районной газеты «Прикамская новь» на протяжении многих лет по крупицам собирают свидетельства очевидцев. В посёлке Рудничный не только обнаружено кладбище военнопленных, умерших в местном госпитале в военное время, но и при содействии немецкой стороны обустроен мемориал в память всех военнопленных. Это самое крупное захоронение военнопленных на территории Кировской области (здесь в 1944 – 1948 гг. было похоронено 3779 пленных немцев, румын, австрийцев, венгров, итальянцев). Учащиеся Рудничной средней школы в равной степени ухаживают как за «немецким кладбищем» (так его прозвали в народе), так и за расположенными поблизости могилами красноармейцев, умерших от ран в военном госпитале, расквартированном в Рудничном в начале войны. Настоятель Свято-Никольского храма (п. Рудничный) о. Леонид (Сафронов), выходец из семьи спецпереселенцев, разыскивает в глухих лесах места захоронений репрессированных и служит там панихиды. Несколько лет назад отец Леонид разыскал в лесу место, где когда-то располагался посёлок спецпоселенцев Скачок и установил там памятный крест. Памятный крест установлен и в окрестностях Лесного на «латышском» кладбище.
  Огромное количество исторических материалов собрал и сохранил бывший сотрудник Учреждения К-231 Владимир Иванович Веремьёв. На протяжении ряда последних лет он при содействии кафедры истории Вятского гуманитарного университета ведёт работу по составлению Мартиролога – поминальных списков Вятлага. В списки заносятся имена граждан, которые в 1938 – 1956 гг. содержались и погибли в этом лагере, будучи репрессированными по политическим мотивам, а также тех, кто, находясь здесь в качестве «следственно-заключённых», умерли до вынесения формальных решений о применении к ним уголовного наказания. Это огромная по своим масштабам работа, ведь за обозначенный период на специальный учёт вятского ИТЛ были поставлены почти 180000 человек (по категориям «осуждённые», «следственно-заключённые», «мобилизованные в трудовую армию и в рабочие колонны НКВД», «спецпереселенцы», «трудпоселенцы», «спецпоселенцы», «выселенцы», «ссыльнопоселенцы»). Не менее половины из них (90000 человек) могут быть отнесены (в соответствии с действующим российским законодательством) к числу репрессированных по политическим мотивам. Около 18000 стали жертвами сталинско-советской лагерно-карательной системы.

 

Наталья ХИТРОВА

Не плюй в колодец, пригодится - воды из него напиться.

Нищий болезней ищет, а к богатому они сами идут.

Копни поглубже, найдешь погуще.

(C) 2009-2012 KAPsoft inc.