Его весёлая семейка
К Р О С С В О Р Д
Сестра моя тройки из школы приносит нечасто. Она девчонка умная, во втором классе учится. А отец как-то раз при ней брякнул, что кроссворды развивают мыслительную деятельность. Ну, она и старается.
Сижу я как-то вечером, пишу сочинение на тему «Войны и мира». Мать рядом носок вяжет. А сестра уроки уже сделала и, видимо, тем самым развитием надумала заняться. Подходит она ко мне с газетой.
– Давай, – говорит, – кроссворд погадаем.
Я ей объясняю, что не до кроссворда, тут впору гадать, сколько завтра за сочинение получу. Так что сейчас отстань – размышляю над характером Пьера Безухова. Но сестра пристала – помоги да помоги.
Тут входная дверь хлопнула, отец с работы вернулся. Он как в комнату ввалился, я сразу понял – поддатый. Наш папаша квасит нечасто и меру знает, но если уж пьёт, так достаточно для того, чтобы глаза сошлись в кучу.
Ну, мать к нему: «Ты где налопался?» Он ей в ответ, мол, не налопался, а остограммился. Скидывает ботинки и плюхается на любимый диван. Сестра от меня, слава богу, отвязалась, к нему подсела и в нос отцу газетой тычет: «Папочка, помоги…».
Смотрю, отец спьяну-то кроссвордом заинтересовался всерьёз. Уставился в газету и пытается что-то понять. Но буквы явно не различает. «Читай, – говорит, – дочка, вместе справимся». Сестра читает послушно: «Город в европейской части России». Отец умный вид принял, думает.
– Красноярск, – говорит.
– Какой же это Красноярск, – возражает мать. – Красноярск в Сибири.
– Разве? – удивился отец.– А Нижний Тагил где?
– На Урале, – говорю. – Вы так всю страну перетрясёте. По буквам отгадывайте.
Короче говоря, по буквам у них подошла Рязань. Отец тут же вспомнил, что где-то под Рязанью служил в армии, начал рассказывать, как они в самоволке по бабам ходили… Мать эти его воспоминания быстро прервала, сообщила, что у неё сковородка неподалёку и если он сейчас же не заткнётся, то сковородка эта у него на макушке окажется. Постыдился бы, дескать, при детях-то о таком… Папаша размяк от этакого пожелания, глаза прикрыл и вроде как начал впадать в спячку. Я упорно пишу о мягкотелости Пьерова характера, но чувствую – не идёт сочинение. Пьер мой тормозит на каждом шагу. Тем более что под самым боком решается кроссворд. Сестра вычитала там что-то и отца за рукав дёргает: «Пап, а пап, домашнее животное из пяти букв».
– А? – встрепенулся отец. – Животное? Пиши «овца».
Сестра начала было писать. У неё, само собой, осталась пустая клеточка. Она её отцу под нос, тот глянул мутно.
– А чего там… Пиши два «ц», и дело в шляпе.
Мать в недовязанный носок хрюкает. Я в своё сочинение зыркнул, а там у меня Пьер стреляется с Наташей Ростовой. Нет, думаю, так я никогда сочинение не напишу. Придётся им сейчас помочь с кроссвордом, чтоб они потом все молчали.
– Кто же, – говорю, – «овцца» пишет? Запихни уж лучше барана. И давай, читай, что там дальше, только побыстрее.
– Нет, – возражает папаша. – Ты, Колька, сестре не мешай. Ксор… Кво… Кро-ссо-вод очень помогает развитию ума.
Я отца поправляю, мол, кроссворд, а не кроссовод. Но он обиделся, велел мне заткнуться и не встревать не в своё дело. Ну, я плюнул и снова взялся за сочинение. Сестра читает дальше:
– Поэма Лермонтова… Папа, мы Лермонтова ещё не проходили. Это что?
Смотрю, отец плечи расправил, важный стал, как депутат Госдумы, и так внушительно ей говорит:
– Это, дочка, надо знать. Это вы в старших классах проходить будете. «Евгений Онегин» – это такая поэма, которая… Которую…
Тут уже мать не выдержала. «Ты, – говорит, – отец, совсем опупел. Что ты несёшь? Какой «Евгений Онегин»? «Онегина» Пушкин написал!»
Но отец упёрся и ни в какую. Нет, дескать, это Лермонтов, он его ещё в детстве читал. Даже глаза у папаши от переносицы разошлись и нормальное положение приняли. Только икать начал. Я сижу, щёку подпёр кулаком и жду, когда они этот чёртов кроссворд прикончат. Сестра пищит, что «Евгений Онегин» в восемь клеточек не влезает. Отец ей посоветовал помельче писать, тогда, глядишь, всё поместится. Мать рукой махнула, снова за носок взялась. Отец сам читать начал.
– Известный музей в Петербурге… А чёрт его знает, у них там музеи на каждом шагу. Ранний овощ…Ну, это, тюльпан, не иначе.
– Как же так, папа, – удивляется сестра. – Тюльпан не овощ, он цветок.
– А ты корень у него видала? Луковка! Конечно, овощ… Пиши «тюльпан». Нет, погоди, не входит… Значит, просто «лук».
– В луке три буквы, а здесь пять.
– А ты «лучок» напиши… Видишь, влез.
– Это редис, наверное, – догадалась мать.
Отец отмахивается: «Да нам какая разница! Влезло, и ладно, пойдём дальше. Река во Франции…» Сестра карандашом указывает: «В ней буква «н» есть». Отец начал соображать.
– Эн… эн… Нил, похоже.
– Папаша, – говорю, у тебя в школе сколько по географии было?
– Не помню, – отвечает, – много. Больше одного, это точно. Ты, Колька, пишешь там что-то, ну и пиши дальше. Писатель, понимаешь…
Переглянулись мы с матерью, но молчим. А отец в раж вошёл, глаза у него уже давно снова в куче, язык заплетается. Но одно что усердно кроссворд разгадывает. Заставил сестру слово «телега» растянуть, чтоб на девять клеточек хватило. Сестра послушно пишет, видит, что с отцом не поспоришь. Мы с ним, с пьяным, никогда не спорим… Видимо, те сто граммов, что он на работе накатил, только сейчас в силу входить начали. Я про Пьера сочиняю. Вдруг слышу, тихо стало. Что такое, думаю, неужто папаша заснул, наконец?
Но он, однако, не заснул, просто на трудное слово напоролся. Вижу, морщится, вспомнить не может.
– Ну-ка, – говорит, – Колька, раз ты такой умный, скажи, какой это будет зарубежный автомобиль?
– «Мерседес», – говорю.
– Нет, – сопит, – тут буква не подходит.
– Ну, «кадиллак».
И это не то. Перебрал я ему все автомашины, которые знаю, вплоть до «запорожца». Отец все варианты забраковал. Взял я у них газету, а там по буквам идеально подходит слово «иномарка».
Папаша расстроился жутко, что сам до такой мелочи додуматься не смог. Но тут ему эти сто граммов, хоть и с поздним зажиганием, но всё-таки вдарили по мозгам основательно. Через несколько минут он запутался в «иллюстрации», ткнулся носом в подушку и захрапел. Сестра к матери пересела, и они тихим шёпотом кроссворд кое-как домучили. А я наутро своё сочинение перечитал и за голову схватился. Нельзя два дела сразу делать, особенно на пару с нашим пьяным папашей.
«Пьер Безухов с его овеччьим характером проиграл Куликовскую битву».
М Ы Ш Е Л О В К А
– Колька! Опять крупу пожрали!
Ну, иду, иду. Хотя мать зря разоряется – не я же крупу ел. Что я, дурной – её всухомятку трескать? Известно, кто всегда мешки и пакеты прогрызает. Дом-то деревянный.
У нас завелись мыши.
Сначала мы не очень беспокоились. Подумаешь, мышь – не крыса же! Пошебуршит в стене, и дело на том кончится. Но смотрим – нет, не кончается. Мало того, что круглые сутки скребутся мыши где попало, так ещё и по дому бегать начали. Обнаглели до того, что днём гулять стали, только что строем не ходят.
Завели мы кошку. Но кошка попалась какая-то непутёвая. Ходит за матерью по пятам, как пришитая, молока требует, а на мышей ноль внимания. Ну, раз такое дело, мыши совсем совесть потеряли. Как-то раз весь вечер за стеной дрались, а затем пищали хором. День рождения, что ли, они там справляли, не знаю. Но жить в доме стало затруднительно.
Наконец, отец решил действовать. Приволок откуда-то мышеловку. Мышеловка такая классическая, с зашлёпкой. Только мышь к приманке сунется – бац! Уж прижмёт, так прижмёт…
Долго думали, куда мышеловку поставить. Под стол на кухне – кошку прибьёт или мамашу прихлопнет во время готовки. В комнате под диван – отец за упавшей газетой полезет и попадётся. В конце концов, сунули под умывальник. Там для ведра тумбочка сколочена, чтоб товарный вид санузлу придавать. Тем более что мыши акккурат из этой тумбочки всё время и вылезают. Дыру они в стене прогрызли, что ли…
Короче, поставили мы эту мышеловку. Сели в комнате рядком на диване, ждём. Полчаса не прошло, слышим – бац! Мышеловка наша сработала, громко так, на весь дом.
Мы всей семьёй – к умывальнику. Кошка нашим оживлением заинтересовалась, тоже подошла. Открываем тумбочку – есть! Лежит мышь, пришибленная зашлёпкой, и судорожно лапками дрыгает. Ну, мы её от приманки отстегнули и кошке бросили. А та, хоть и дура, а поняла, что ей какую-то дичь дали. Уволокла мышь в угол.
Так дело и пошло. Поначалу, как мышеловка сработает, мы дружно к умывальнику бросались, на новую мышь любоваться. Кошка и та поняла, что дело у нас благое, ей на прокорм налажено. Слышит – бац! – и бегом к тумбочке, знает, что ей там кормёжка готова.
Носились мы так недели две – от дивана к умывальнику и обратно. Потом привыкли. На мышей любоваться перестали, вытаскивали их только тогда, когда ведро опорожнять приходилось. Но мышей и вправду поменьше стало. Прогулки они прекратили, круглыми сутками докучать нам не стали. Поумнели и крупу стали есть в меньших количествах.
И вот однажды решили мы устроить застолье. Известно, что когда гостей ждёшь к вечеру, готовиться надо с утра. Папаша в магазин сбегал, купил две бутылки коньяка да три бутылки водки. Мать лихорадочно салаты в тазиках размешивает, я картошку чищу, сестра посуду перетирает. Вдруг стук в дверь. Отец – «кого там чёрт с утра принёс!» – поволокся открывать.
Заходит какая-то тётка. Это я её не знаю, а она, оказывается, мамашина знакомая, в конторе должность занимает, зам-хрен-узнаешь-кого. Когти наманикюрены, кругом золота навешано, как на новом рокере. Зашла по какому-то делу. Видит – готовится пирушка.
Ну, мать моя всегда гостеприимством отличалась – это вам каждый сосед скажет. Оттирает она руки от майонеза, тазики салатами на столе оставляет. Тётку по городскому обычаю, чмок-чмок в щёчки, мол, проходите, Людмила Ивановна. Вы уж извините за такой беспорядок, сейчас мы с вами по рюмочке коньячку… Тётка-то в списках гостей не значится, вот матери и неудобно.
Та руками машет: «Ах нет, нет, что вы, я мимоходом забежала, и вообще я не пью, даже не уговаривайте!». И садится на диван.
Папаша открывает коньяк. По глазам видно, что не очень доволен. Чему радоваться – коньяк-то дорогой! Разлили по рюмкам, тётка пробубнила тост, выпили. Снова налили – снова выпили.
Ну, думаю, так они всю бутылку мимоходом прикончат. Отец, похоже, того же мнения. Поглядывает то на бутылку, то на тётку. А её уже с коньяка развезло, она уже ориентацию потеряла и вместо селёдки в сервелат вилкой тычет. И несёт что-то про свою работу, да про хорошую погоду, да про мужа, который её дома ждёт. Она, вишь, всего-навсего в магазин пошла за хлебом. Ишь, думаю, нашла хлебопекарню…
Тут мать вспомнила, что у неё на кухне салаты в тазиках. «Ой, – говорит, – Людмила Ивановна, я вас щас салатиком угощу». Та ей вслед: «Да что вы, не беспокойтесь, я уже ухожу!» – и вилку наизготовку. Притащила мать салат на блюдце, ставит перед гостьей. «Ну, по последней рюмочке!» А рюмочка и впрямь последняя – коньяк уже на донышке. Приговорили они бутылку, тётка вилкой в салат – тык. А он ей весь на платье. Нечего спьяну по салатам лазить.
Мать: «Ах ты, господи, беда какая!» Отец под нос бубнит: «Да, жалко юбку. Не впрок коньяк пошёл…» Тётка побагровела и пальцами салат с платья обратно на блюдце выкладывает. Потом на руки глянула – а они все в майонезе, – и на кухню, к умывальнику. Мать за ней: «Я вам полотенце чистое дам!» Тётка под рукомойником свои пальцы чистит и посапывает. Вдруг что-то – бряк! – и под умывальник, в тумбочку.
«Ой, кольцо потеряла!» – говорит гостья и тумбочку открывает. Сестра моя только пискнуть успела: «Осторожнее, у нас там…» А там уже щелчок знакомый. Тётка по незнанью пальцы прямо в мышеловку сунула. Мышеловка, конечно, шмякнула, тётка уже не сопит, а сипит. Потом у неё голос прорезался, куда там, громче паровозного гудка. Что тут началось! Тётка вопит, рукой трясёт, на пальцах вместо кольца мышеловка болтается, мать полотенце сворачивает – покалеченную руку перевязывать, отец мечется, никак защёлку открыть не может – тётка же ему не даётся, совсем очумела с перепугу и от боли. Кошка прибежала – думает, очередная мышь попалась. В суматохе кошке на хвост наступили, та взмявкнула – и к дверям…
Кое-как мы тётку из мышеловки выпустили. Кольцо я ей под умывальником нашёл, да что толку – оно уже ни на какой палец не лезет, все распухли. Тётка его в карман, и домой. Протрезвела сразу. Ещё бы – протрезвеешь, как в мышеловку попадёшься. Вот интересно – что она мужу дома рассказывала?
Мышеловку мы в тот же день убрали от греха подальше, чтоб кто-нибудь из гостей в неё не вляпался. Мать достала где-то отраву для грызунов, рассыпала её по укромным местам.
Все мыши передохли. Но раньше их, налопавшись отравы, сдохла кошка.
